Может, это произошло, когда я сбежал от Элейн и Кэтлин, заперся в старом родительском доме и написал «Колокольчики Белль». Ни дня не прошло, чтобы меня не спросили об этой песне: на улице, в письме, фанат по электронной почте или настырный радиоведущий, который вспоминал, что я жив, и где-то в ноябре звонил ради короткого интервью.
Жаль, я не могу сказать, что песня про Элейн.
Или о девушке до нее.
Или девушке до нее.
Жаль, я не могу сказать, что песня про Кэтлин.
Но правда в том, что эта чудесная песня о любви, разбитом сердце, зависимости, тоске и всем, что заставляет людские сердца биться… об алкоголе.
О крепком напитке, который все стирает напрочь.
Вот почему до самого моего последнего дня люди строили догадки, о чем эта песня.
А вот Рори и Дебби вместе взятые — совсем другая история. Думаю, в Париже я действительно влюбился в Дебби. Когда она рассказала о беременности, мне моментально подумалось, что стоит предложить ей переехать со мной в Ирландию. Так я и поступил.
Дебби попыталась жить самостоятельно в Америке, но, поняв, что это труднее, чем она думала, наконец приняла мое предложение. К тому времени я был уже не артистом под хмельком, а конченым пьяницей. Большая разница.
Я мог бы сказать, что не переехал в Америку, потому что не мог оставить дочь, а потом и сына. Но и отличного папаши из меня все равно не вышло. Я был в депрессии и в полном раздрае, но винить мог только себя.
Я потерял надежду в день, когда ранил Рори. Сложно объяснить и найти оправдание отсутствующему папаше, но отпустить грехи тому, кто чуть не изувечил собственного ребенка, невозможно.
Из тюрьмы я вышел в худшем состоянии, чем когда там очутился, с одной-единственной разницей — я перестал пытаться связаться с Дебби, чтобы увидеться с Рори, и начал вкладывать силы в то, что у меня осталось.
Кэтлин знала, что я ужасный, жестокий алкаш, но с ней старался изо всех сил.
С Малом тоже. Сердце разбивалось оттого, что моя дочь сохнет по парню, который ждал большого бума. Она всего лишь временная звезда в его вселенной. Я знал, что это никогда не изменится.
Я знал, потому что и ее мать была временной звездой. А Дебби нет.
Но быть мертвым в стократ лучше, чем быть пьяным дураком, снедаемым чувством вины. Если вам интересно, как там, на той стороне, то скажу, что не так уж плохо. Погода хорошая круглый год, хотя вы этого не почувствуете. У меня нет тела, так что это немного грустно. Ни у кого нет. Я не парю над облаками, но и не лежу под землей. Здесь нет ни рая, ни ада. Я везде. В воздухе и в древесной коре. На крыльях бабочки, в коровьем дерьме и между трещинками в полу. Я на вершине небоскребов в Пекине и на одуванчиках в небольшом городке Небраски.
Мертвым вы не всегда чувствуете душу других мертвых людей. Только если хорошо их знали и они рядом с вами.
В эту секунду я чувствую Кэтлин. Она стоит рядом, спрашивает, стоит ли нам пойти на это. Не словами. Это не проговаривается вслух, как и значение поистине хороших песен.
Мы с Кэт постоянно делаем то, что нельзя. Запрещающей инструкции нет, а если и есть, то нам ее не давали, когда мы оказались по другую сторону.
Я отключил свет в пабе, чтобы Мал и Рори поняли намек.
Пустил снег.
Вырубил электричество.
Сделал все возможное, подавая Рори знак, что Мал тот самый, что он совсем на меня не похож.
Что он ее не подведет — он будет любить ее вечно.
Но я никогда не освещал целую улицу — особенно такую оживленную, как Друри.
— Думаешь, справимся? — беззвучно спрашиваю я Кэтлин.
Я ныкаюсь между кирпичами здания на Друри-стрит, а она наверху автобусной остановки. Я чувствую, как дочь кивает.
— Дадим им повод для паники.
(ЕЩЕ ОДНО) ПРИМЕЧАНИЕ ОТ КЭТЛИН
Я же говорила вам, что не злодейка.
П. С. Пусть даже не смеет обижать моего ребенка.
П.П.С. Да, безусловно, я жалею о том, как сказала Авроре-Рори, будто никогда не возьму на себя заботу о ее детях. Но уже поздно что-то менять.
П.П.П.С. Ладно. Они мило смотрятся. Счастливы?
(ЕЩЕ ОДНО) ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САММЕР
Снова я.
Ну, то есть как бы да. Мне нужно расставить точки над «и» с лучшей подругой, правда?
Даже когда стало до боли очевидно, что Рори не вернется в нашу квартиру в Нью-Йорке. Нет, я все понимаю. Теперь она с любовью всей своей жизни, живет в своей очаровательной реальности, о которой всегда мечтала.
К тому же я наделала глупостей. Неважно, что она хотела расстаться с Каллумом, что никогда не чувствовала к нему даже толики того, что испытывает к Малу, что я на все сто уверена: их отношения и дня бы не продержались; или что мы оба напились.
Я совершила одну ошибку. И копиться ошибкам дальше не позволю. Чтобы двигаться дальше, мне нужно ее прощение.
Я вылетела в Ирландию. Думаете, радикальная мера? Я тоже так считаю, учитывая количество репетиций, которые я проиграла, чтобы помириться со своей лучшей подругой. Через три месяца после того, как она узнала про нас с Каллумом, рванула на такси в Толку прямо из аэропорта. Через три месяца после того, как она начала меня игнорировать.
Я нашла ее на заднем дворе в компрометирующей позе, пригвожденной к траве ее новоиспеченным мужем. Клянусь, он насаживал ее как цветок. Я прервала их прямо посреди действа, но по чистой случайности. Дверь была не заперта, и я заявилась как ни в чем не бывало. Помню, Рори всегда жаловалась, что Мал постоянно не закрывает замок. Поняв, что происходит у меня на глазах, я начала пятиться назад, но наткнулась на барную стойку и уронила на пол бутылку «Гиннесса». Они оба повернулись, чтобы понять, откуда шум.
Первым делом Рори швырнула в меня платье, потом подскочила и принялась голой гоняться за мной по дому, очень-очень громко вопя: «Ты трахалась с моим парнем!».
Полуобнаженный и очень возбужденный Мал, скрестив руки на груди, прислонился к стене и с ухмылкой смотрел за всем этим действом. Он был великолепен. Наконец-то мне удалось понять, почему спустя столько лет Рори не могла выкинуть его из головы. Помимо того, что в жизни он выглядел в тысячу раз лучше, еще у него эта дерзкая, милая мина, кричащая «ты никогда меня не укротишь», которая буквально вынуждает женщин попробовать это исправить.
Потом Мал налил нам кофе и чай и заявил, что едет забрать дочку из школы.
Сидя на диване, Рори схватила меня за руку и сказала:
— Знаешь, что самое ужасное? Я даже не злилась, узнав, что ты переспала с Каллумом. Ты права. Не сосчитать сколько раз я говорила тебе, что обязательно с ним расстанусь, хотя это все равно была ошибка. Я злилась, потому что ты мне не призналась. И потому что из каких-то своих эгоистичных соображений ты постоянно толкала меня в его объятия, несмотря на мои сомнения. Ложь куда хуже проступка.
— Знаю, — и я разревелась.
Я устала от перелета и меня снедало чувство вины (не в том приятном смысле). Сил уже не хватало.
— Я все понимаю. Просто думала, что мне удастся скрыть содеянное и притвориться, будто ничего не было. Хотела, что у вас все-таки что-то получилось — вообще-то ровно до того, как ты уехала в Грецию. — Я грызла нижнюю губу.
— Почему? Что случилось? — спросила Рори и сделала глоток чая.
Она всегда была кофеманкой. Еще одна перемена в ней после переезда в Ирландию.
— Я столкнулась в универмаге с Уитни, помощницей Райнера. И не рычи на меня; я просто пришла посмотреть, а не увеличивать овердрафт по карте. — Я прочистила горло. — Короче, она щеголяла животиком. Его легко заметить, учитывая, какая она тощая. Конечно, я не собиралась с ней здороваться, поэтому поступила, как любая героиня второсортной романтической комедии, и спряталась за манекеном. Уит расхаживала с женщиной, похожей на ее мать, и поглаживала округлившийся живот. Женщина спросила: «Ты правда думаешь, что он бросит ради тебя свою девушку?». А Уитни ответила: «Не знаю, мне плевать. Он купил мне квартиру рядом со своей, чтобы жить рядом с ребенком. Если Каллум хочет жениться на маленькой мисс Конфуз, я не буду мешать его планам, пока деньги от него текут рекой. А он в любом случае продолжит платить».
