Она тяжело сглатывает, прежде чем кому-то позвонить и сказать: «Можешь отправлять». Предполагаю, папочке. Потом, бросив на меня долгий, кричащий о сомнениях взгляд, наконец набирает брата.
— Где отец? — спрашиваю по быстрому, пока идёт соединение.
Она не отвечает, только скашивает взгляд в сторону туалета в его кабинете.
— Думаешь, так бы легко было попасть сюда?
Но ответа не успеваю ей дать. Ублюдок берёт трубку:
— Сработало? — слышится из динамика.
Олеся бросает на меня взгляд, понимая, что я, какой-то хищник, слежу за каждым её действием.
— Дим, немного изменились планы. Нужно будет отпустить Эвелину, после звонка…
И тут происходит то, что ни Олеся, ни уж точно я не ожидали.
— Что… — помехи. — Сука! Ст…й … Я…
Стук. Телефон очевидно падает. А потом я слышу то, что вскрывает грудную клетку. Лина кричит.
Она кричит, а меня… просто замыкает.
Олеся скидывает вызов и вскакивает на ноги ещё до того, как тьма перед моими глазами сменяется картинкой, и смотрит на меня безумно ужасающимся взглядом.
Потому что она уже знает, что я сделаю с ней. Мне хватает секунды, чтобы добраться до неё и припереть за горло к стене.
— Говори, где они!
Ее тело под моими руками дрожит, рот жадно пытается глотнуть воздух, который я даже не планирую пропускать. Похер, что ей уже говорить будет крайне сложно, я надавливаю ещё сильнее. Пусть, сука, пробивает слова через боль.
— Говори, пока я с тебя шкуру живьём не содрал!
Хрип, она плачет, слёзы капают прямо мне на запястье, но я надавливаю лишь сильнее, пока наконец не ощущаю под ладонью движение горла.
— Н..на т. террито…
Большего мне и не надо. Вмазываю кулаком прямо рядом с её лицом, что она вздрагивает и вся сжимается, начиная рыдать.
— Молись, сука, иначе живой тебе из этого дома уже не выбраться.
Глава 47. Лина
— Шикарно выглядишь, — говорит Дима, нарушая молчание.
Я же не тороплюсь делать комплименты о том, как он выглядит в смокинге, хотя и не буду отрицать, что далеко не посредственно. В нём есть собственный шарм, этакий золотой, всегда улыбающийся мальчик, сошедший с обложки журнала об идеальных бойфрендах. Вместо этого молчу, всё ещё соображаю над словом «оказывается», пытаясь понять, давно он знает о нашем предстоящем родстве или нет. Запоздало понимаю, что за всеми мыслями забываю, что он всё ещё держит руку на моей пояснице. Мы выглядим близкими, а если нас увидит Егор, боюсь, сегодняшний вечер пополнит список причин, почему ему угрожает тюремный срок.
Тем более, теперь я знаю, что Дима явно намерен его посадить. Что на счёт его сестры?
Господи, как могло стать всё так сложно за такой короткий срок?
Деликатно освобождаюсь от руки Димы, якобы хочу немного пройтись, на самом деле оглядеться.
Егора всё ещё нет.
— И давно ты знал? — бросив украдкой на Диму взгляд, спрашиваю без нажима, хотя и обвинительную интонацию скрыть не получается.
Дима поддерживает мою инициативу сдвинуться с места, но не останавливается, как я через пару шагов, а начинает медленно брести вдоль гостей.
— Сестра не распространялась о том, кто её жених, с учётом того, что он старше её больше, чем на двадцать лет.
Чтобы поддерживать разговор, мне приходится идти за Димой, попутно поглядывая на дверь, из которой всё жду появление Егора.
— И? — не могу удержаться от колкости. — Как вам с отцом новый родственник в лице моего отчима, учитывая, какое мнение выражали о нём?
Дима одаривает меня резким взглядом.
— Ты меня в чём-то хочешь обвинить?
Как тонко он подмечает. Во многом, но я не знаю, как собрать мысли в кучу.
— Вы развели мою маму с отчимом, чтобы Олеся вышла за него побыстрее замуж?
На этот раз он коротко и удивлённо усмехается, бросая на меня оценивающий взгляд.
— Ого, значит, ты уже и это знаешь, — это не вопрос с его стороны, он не выглядит застигнутым врасплох, наоборот, будто вовлекается во что-то очень интересное.
Что это значит? Хмурюсь, сверля его затылок непонимающим взглядом. Не то чтобы я не думала, что за таким быстрым разводом стоит что-то другое, просто надеялась, что ошибаюсь.
Я всё жду, когда Дима заговорит дальше, даст объяснения, но вместо этого, он бросает другое:
— Что ещё ты знаешь? — спрашивает, даже не оборачиваясь.
Он медленно идёт вперёд, глядя на верхушки деревьев и запустив руки в карманы брюк, будто над чем-то раздумывает. Каменная плитка сменяется мягкой землёй, и каблуки туфель начинают проваливаться.
— Что ещё знаю? — не совсем понимаю его вопроса. Мне сложно следить за выражением его лица, потому что теперь приходится бросать взгляд под ноги, чтобы не споткнуться. — То есть, ты хочешь сказать…
Вот тут до меня и доходит. Я резко торможу, ровно в тот же момент, когда ко мне поворачивается Дима. Никакой улыбки, лишь прищуренный, любопытный взгляд.
— Повернись, Лина, — говорит он мне, когда так больше ничего и не осмеливаюсь сказать.
Я всё ещё не понимаю, как то, что успела узнать, связано между собой, однако уже ощущаю, как нечто скверное начинает разливаться под рёбрами. Смотрю в глаза Димы — тёмные, серьёзные, и их выражение меня немного пугает. Украдкой бросаю взгляд через плечо. Гостей всё ещё много, их голоса, смешанные с лёгким шлейфом музыки, отсюда кажутся совсем далёкими, хотя мы отошли едва ли на метров десять. Смотрю обратно на Диму, так и не поняв, что должна была там увидеть. Но он ждать не перестаёт, взглядом подсказывая, чтобы я ещё раз посмотрела назад.
Во мне зарождается маленькое раздражение. Я не должна делать то, что он скажет. Но в то же мгновение раздирает интерес, я хочу понять, что упускаю, поэтому делаю то, что он говорит и полностью поворачиваюсь. Правда теперь не скрываю интонацией голоса скепсиса.
— И? Что я должна увидеть?
— Их всех — зрителей. — Я вздрагиваю, когда голос звучит совсем близко со мной. Хочу обернуться, но Дима неожиданно зажимает мою голову двумя руками, чтобы я продолжала смотреть. — Кем могла стать и ты, Лина, если бы не сглупила и не отступила от плана. — Мой пульс учащается, сердце бьётся мощными, оглушительными толчками, разгоняя по венам холод, обращающийся в жар. Я смотрю перед собой, но за голосом Димы ничего не вижу. — Как думаешь, могли бы мы устроить это всё, если бы изначально собирались тебе помогать?
Мои глаза резко расширяются, когда осознаю услышанное, но сделать уже ничего не успеваю. На рот ложится ладонь, глушащая тут же испуганный звук, из-за чего слышится только одно бессвязное мычание. Двинуться мне тоже не дают, Дима обхватывает талию, резко оттягивая назад и прижимая к себе. Пытаюсь вырваться, брыкаясь и извиваясь, но уже в следующую секунду ноги отрываются от земли, когда Дима начинает пятиться вместе со мной назад.
Мой мозг топит паника. Ни одной отчётливой мысли, чистые инстинкты заставляют все силы вкладывать в освобождение. Бессознательно бью, царапаю, изворачиваюсь и со всей силы пытаюсь кричать.
Это безумие. Безумие.
— Тише ты! — шикает на меня Дима, сворачивая в беспробудную тьму между деревьев. — Хватит! Я ничего тебе не сделаю, если перестанешь так себя вести!
Он отталкивает меня от себя, и я едва успеваю поймать равновесие, чтобы не упасть, оказываясь от него на расстоянии метра. Секунду мозг в ступоре, когда ошарашенно оглядываюсь назад. Но уже в следующую мой рот сам набирает воздуха, чтобы закричать.
— Лина, твою мать! — кричит на меня Дима, заставляя меня вздрогнуть и резко закрыть рот. — Веди себя тихо, и тогда ничего с тобой не произойдёт! Я не хочу причинять тебе боль.
Я хлопаю глазами.
Секунду. Две. Три. Тупо уставившись на парня, которого вроде бы знала, но сейчас вижу впервые. Жестокий, серьёзный и крайне разгневанный, его выражение лица чёрствое, каменное. Всё моё тело дрожит, пульс бьётся где-то в затылке, оставляя мозг совершенно пустым.
