— так тяжело терять, когда его сильно любишь.
У меня плечи поникли, грустно под ноги смотрю. Варя старается меня успокоить, обнимает по-дружески, говоря, что все плохое когда-то проходит.
— Так тебя уже можно пожалеть, Лика? — нас прерывает появление Каролины. — Потеряла, кого сильно любишь? Узнала, каково это? А я предупреждала! Долинскому ты и как подруга-то была не особо нужна, а на большее согласился из жалости.
Подслушивала она, что ли?
Смотрю на однокурсницу – еле скрывает злорадный смешок, пытаясь делать вид, как она мне с удовольствием сочувствует. Искренности ноль. Зато сколько торжества в ее взгляде, наконец-то дождалась она. И, видимо, сильно ждала, дни считала.
Хех. Только подслушивать надо всё полностью, а не по последней фразе судить. Я ведь говорила о потере футбола – в том смысле, когда этот спорт сильно любишь. Ну что с нее возьмешь, высокомерной стервы?
— Каролина, оставь лучше жалостливые речи для себя, — в ответ ей такую честь передариваю. — У меня есть любимый парень, у нас все хорошо. Уточнить даже могу – мой парень Артем Долинский. О тебе не вспоминаем и в предупреждениях твоих не нуждаемся.
— Понятно? Отстань уже и смирись, — и Варя не сдерживается, отгоняя от нас однокурсницу.
— Чего тогда стояла ныла, если такая счастливая?
Вот уже пристала!
Еще и подруги ее подошли, глядя на нас с неприязнью.
— Знаешь, бывают у людей причины разные. Не только же всем беспокоиться, когда кого-то бросят, сплетни собирать, вранье наговаривать или развлекаться, помогая дружку с тотализатором.
— Думай, что говоришь. Я тебя предупредила! — резко фыркает она на мое объяснение и уходит с гордо поднятой головой. Ее две стервы-подруги за ней, разумеется.
— Они точно замешаны в истории с Рябовым, — я почти что уверена.
— Мне тоже так кажется. Вон как ее взбесило напоминание. Так бы еще постояла, поливая нас гадостями, — Варя согласна со мной.
Мы в столовой еще обсудили противную Каролину. Видно, что злится, и я ей поперек горла. Надо же, Артем выбрал меня. Как посмел? Угу, забыли спросить у нее.
Решили мы с Варей, что пусть она бесится дальше. Будем игнорировать, а если что – посылать. Когда-нибудь точно отстанет, не совсем же Каролина ненормальная. Хотя и нормальной не назовешь, если так помешалась на парне, что даже в клубах преследует.
До конца учебного дня мы выбросили Каролину из головы. У нас есть более приятные разговоры и темы, которые тоже волнуют. Вышли вместе с Варей после учебы. И во дворе универа меня застает звонок от Светланы из папиного театра. Прошу подругу подождать, вдруг что-то срочное.
— Лика, ты можешь подъехать в театр? — спрашивает Светлана.
— Могу, да… А что-то случилось?
— Приезжай, остальное потом. Я не одна, говорить не могу.
Светлана отключается. И правда, на фоне слышались громкие голоса. У них там всегда суета, а актеры ведут себя шумно и часто вступают в разборки.
Говорю Варе, что сегодня опять не получится с ней прогуляться, мы собирались по магазинам пройтись. Подруга решила заранее готовиться к встрече со своим виртуальным парнем, а я буду подсказывать со стороны. Все-таки первое впечатление самое важное, надо Варе парня поразить.
С подругой попрощалась. Перенесли нашу прогулку на потом. И помчалась в театр, как раз и с папой увижусь. Надеюсь, он не скажет, что всё, Лика, ты разочаровала меня, иди перед мачехой и сводной сестрой извиняйся. Ведьмы же способны выходить сухими из воды, сколько раз им подлости сходили с рук.
В театре нахожу Светлану в кабинете, и папа уже у нее. Мне показалось, или они резко друг от друга дернулись? Ну и сидели бы себе на диванчике. А при виде меня оба напустили серьезные выражения на лица, будто я прервала важное совещание.
Здороваюсь с недоумением и дальше прохожу.
— Раз мы в сборе, а до следующей репетиции еще время есть, давайте посмотрим, что камера наснимала, — Светлана предлагает нам, разворачивая монитор компьютера на столе.
— Но я только вчера решился на эксперимент, — папа шумно вздыхает, откидываясь на спинку. — Даже не успел вам об этом сказать, с утра закрутился с оркестром, и вылетело из головы.
Светлана окидывает моего папу смеющимся взглядом.
— Ну, это не значит, что у всех вылетает. Паша, камера стоит уже больше недели, и за это время твои домочадцы не раз посещали комнату, в которой кабинет. Ты создал для них, наверное, невыносимые условия?
— Да! — встреваю я. — Мачеха осталась без шопинга и салонов красоты, Лилька без клубов и возможности выпендриваться перед подругами. Страшные условия, хуже не бывает.
— Лика, но не могут же они во всем быть плохими?
Папа, папа, когда же ты приземлишься на доверчивом парашюте…
— Лучше промолчу, пап. Светлана нам хочет что-то показывать, — машу на монитор, переводя тему на то, для чего собрались.
Появляется картинка кабинета в квартире. Светлана ставит воспроизведение на ускоренную перемотку, в первый раз останавливаясь, когда папа туда заходит с конвертом и кладет его в самый нижний ящик стола. Выглядит он раздраженным, движения резкие, нервные.
— Вчера я психанул, Вита закатила истерику. Но я остался тверд и сказал, что мне нужно собирать деньги дочери на курсы иностранных языков, и отнес конверт в кабинет, — комментирует папа.
Дальше интересное на экране появляется на следующий день, примерно по времени, как только папа ушел на работу. В его кабинет забегает Лилька в пижаме. Она что-то ищет сверху стола, затем дергает шкафчики. Часть папиных листов с нотами падает, Лилька небрежно скидывает их в кучу.
— Не похоже, чтобы она торопилась к тебе наводить порядок, — наблюдая, злюсь я на нахалку.
— Значит, вот как у меня и без проверок пропадали деньги, — тянет задумчиво папа. — Но я думал, что где-то просчитался. Спрашивал, Лиля клялась, что у нее принцип честности, что она никогда бы чужое не трогала.
— Ага, не трогала. Только бы хватала загребущими лапами.
— Продолжаем? — нас прерывает Светлана, и мы с папой, замолкая, киваем.
Лилька роется, аж кряхтит, и тут вдруг подпрыгивает, выпучивая ошарашенно глаза. В кабинете появляется мачеха. Светлана добавляет звук, чтобы мы наверняка все расслышали. Мать с дочерью ссорятся сначала, выясняя, кому здесь можно находиться.
— Мам, ну мне чистые листы нужны для учебы.
— Так вот же они! — мачеха тычет на
