открытым ртом, глядя на его шикарную рельефную спину и охрененную задницу: – Что ты делаешь?
– Моюсь еще раз. Где тут что – без отдушки? Вот это?
Звягинцев уже включил душ. Как зачарованная, я наблюдаю за тем, как вода стекает по его изумительному телу. Спускаюсь ниже. По литым, уходящим вниз клином мышцам на животе. И твердеющему под моим взглядом члену.
Киваю болванчиком. Да… Это мой гель. И он без отдушки.
– Ты не должен ради меня отказываться от своих привычек, – сиплю.
– Черта с два не должен.
Широкие ладони скользят, намывая тело, быстро проходятся по вытянувшемуся стволу, мошонке. Я прикрываю глаза, чувствуя, как к щекам приливает жар. Мы не были вместе почти три месяца. И если честно, я всерьез думала, что после нашего последнего раза никогда больше его не захочу. Но теперь понимаю, что слишком все упрощала. В конце концов, мое тело помнит не только наш последний раз с Назаром. И эта память, память о том, как мне с ним было хорошо, перечеркивает страх, сводит на нет обиду, не оставляя мне ничего, за что бы я могла держаться. Ни одного вразумительного «нет».
Я дурочка? Тряпка? Кто я?
Назар выключает воду. Отряхнувшись, как пес, вышагивает из кабины. А я так и стою, дура-дурой.
– Нормально пахну? Не раздражает?
Назар наклоняется ко мне. Я сглатываю. Веду носом. А ведь его мужской аромат не смыло даже мое мыло без запаха.
– Нет. Порядок.
– У тебя грудь стала больше. Я всегда думал, что ты не можешь быть красивее, а сейчас вижу, что ошибался. Если бы тебе было можно, я бы не слазил с тебя неделю.
– Мне нельзя, – бормочу, отводя взгляд.
– Угу. И это настоящая мука, лялька. Не помню, чтобы мне доводилось так долго воздерживаться с тех пор, как я в четырнадцать лет лишился невинности.
– В четырнадцать? – у меня падает челюсть. – Впрочем, нет. Молчи. Знать ничего не хочу.
Да и гораздо важнее другое.
Назар запрокидывает голову и громко смеется, отчего на его мощной шее вздуваются жилы. Так же происходит, когда он приближается к развязке. Челюсти сжаты, голова откинута, бедра молотят…
– У тебя что, правда никого не было? – спрашиваю будто бы между делом, все-таки хватаясь за щетку.
– А у тебя действительно на этот счет есть какие-то сомнения?
Назар нагоняет меня. Прижимается к спине, укладывает ладонь на живот. Я блаженно зажмуриваюсь. Есть что-то ужасно трогательное в том, что будущий папочка проявляет интерес к малышу вот таким незамысловатым образом. Замираю, переживая этот сказочный миг. Миг осознания, что я только его отцом моих детей вижу. Несмотря ни на что. Его одного. И стоит себе в этом признаться, как в голове проясняется. Страх отступает. Отступает чувство вины за то, что я Назара простила. В конце концов, а судьи кто? Что они про нас знают?
– Сам же говоришь, что не привык себе ни в чем отказывать, – шепчу, накрывая его ладонь своими.
– Я и не отказывал. У меня просто не было желания трахать кого ни попадя, когда у меня есть ты.
Я жмурюсь, как обожравшаяся сметаны кошка. Мне так приятны его слова! Их совершенно не хочется препарировать и подвергать ненужным сомнениям. Даже мысли такой не возникает. Я просто верю ему. Вот и все.
А потом я вдруг вспоминаю…
– Назар! А что с Ольгой?
– Понятия не имею.
– Но она хотя бы жива?
– Я ее пальцем не тронул, если ты об этом.
– Но…
– Но сладко ей не будет.
От его тона у меня бежит морозец по позвоночнику. И приподнимаются тонкие волоски на затылке.
– Ты не слишком с ней жесток?
– Может быть. Но я никогда и не строил из себя лапочку. За свое я буду рвать, Лала. Не питай на этот счет каких-то иллюзий.
– Да у меня их и не осталось.
Какие иллюзии, после того, что было? Я увидела его в самом неприглядном свете. И, похоже, простила. Откидываюсь затылком ему на плечо. Потираюсь щекой, поймав отражение глаз мужа в зеркале. Может, и хорошо, что я узнала Звягинцева со всех сторон. Теперь я с уверенностью могу сказать, что люблю его настоящего. Со всеми изъянами и несовершенствами. Не картинку, не придуманный в голове образ. А конкретно этого мужчину. Очень сильного. И уязвимого очень. В своей любви ко мне.
– Я пойду. Не то в универ опоздаю.
– Да. Я как раз встал пораньше, чтобы тебя отвезти.
– Это необязательно.
– Ага, – закатывает глаза. – Кстати, на работе все про тебя спрашивают. Передают приветы… Может, как-нибудь наведаешься ко мне? Без тебя все не так.
– Обязательно. Я тоже по всем скучала.
Так, шажок за шажком, мы с Назаром сближались. Возвращали понемногу то, что однажды по глупости чуть было не утратили. Много говорили. Обо всем. Даже об Ольге. Назар объяснил, что она для него значила. А я, не таясь, рассказала, что почувствовала, когда увидела их в ту ночь на диване. Рассказала, как есть. Ничего не тая. Не щадя себя, не скрывая того, как же сильно мне хотелось ему отомстить. Я несколько раз повторила, что если бы не Антон, непоправимое непременно случилось бы.
– Мне было так невыносимо больно, что я реально хотела переспать с ним. Понимаешь? Я решилась на это.
– Понимаю, лялька. И отпускаю тебе все грехи.
В попытке облегчить мою исповедь Назар даже выдавливает из себя кривую улыбку. Я привстаю, опираясь на локоть. Ловлю его тлеющий ласковый взгляд… Аллах, а ведь он все-все про меня понимает. Даже то, до чего мне самой еще только предстояло дойти. Взять хотя бы этот случай. Я же до последнего, до этой самой минуты не догадывалась, как меня мучает та ситуация! Вина Назара передо мной была такой очевидной, что моя собственная на ее фоне как будто выцвела, скукожилась, слилась с окружающим нас пейзажем… Но никуда не делась! Она точила меня изнутри с прожорливостью жука-короеда. Она выжирала то хрупкое, что мы взялись строить на остывающем пепелище былого.
– Правда? Ты не злишься на меня?
– Нет. – Закрывая тему, Назар опять тянется лапищей к моему животу. – Не
