— Тем не менее, я должна знать.
Роуз уже не улыбалась. Она наклонилась ко мне, я чувствовала запах жасмина.
— Я не должна тебе ничего говорить, Минти. — Она говорила без злобы, очень мягко. — Ты давно потеряла право на мое доверие. Мне нечего обсуждать с тобой, и я, конечно, не должна помогать тебе разбираться в твоей жизни.
Она встала и скрылась за дверью, а потом вернулась с бутылкой и бокалами.
— Лучше попробуем вино. Хэл привез его из Италии.
Когда я протянула руку за бокалом, ткань блузки врезалась в кожу под мышкой.
— Ребята о тебе часто спрашивают.
Быстрая, как молния, вспышка радости озарила ее лицо.
— Ребята… — она проговорила с каким-то собственническим и нежным чувством. — Они такие сладкие.
Мой материнский инстинкт уже шипел мне в уши: «Прочь от моих сыновей». Я была неправа, я знала. Я смотрела на свои руки и пыталась овладеть собой.
— Старые друзья и привязанности. Ты помнишь? Мы говорили о них на том ужине, когда я познакомилась с Натаном. Как трудно избавиться от них.
Она мрачно усмехнулась.
— Поверь, я могла бы избавиться от тебя, Минти. Вообще без проблем. И это не заняло бы много времени.
Я поняла, что она имеет ввиду, и покраснела — не от злости, от отчаяния. Как женщина, укравшая ее мужа, я была виновна и не заслуживала снисхождения. И все-таки, много лет назад я видела, как она приходит в офис расплывшейся розовой помадой на губах, жалуясь на Натана и детей, который что-то требуют, создают сложности, приносят проблемы. Так что мое преступление можно было переквалифицировать.
Я допила свое вино и оглядела комнату. Выдержанная в спокойной цветовой гамме с преобладанием цвета магнолии и топленых сливок и с несколькими яркими пятнами синего, она отражала то, какой стала Роуз. Это была каюта корабля, полностью удовлетворявшая вкусам пассажира.
— У жизни в одиночестве есть свои преимущества, — заметила я.
Она поняла, что я имею ввиду.
— На самом деле, да.
Мы обменялись взглядами. Как ни странно, мы все еще понимали друг друга. Роуз опустила бокал и сказала:
— Мы с Натаном были женаты очень долго. Мы так хорошо знали друг друга, так же, как… ты и я. Нам легко было разговаривать. — Она встала и подошла к окну. — Такой была наша жизнь, пока не пришла ты. Возможно, я была слепа и не видела недостатков нашего брака, но он работал, пока ты не разбила его. Тогда мы открыли глаза и покинули наш дом. — Она повернулась и смотрела на меня, спокойная и уравновешенная. — Тебе придется признать, что я не должна тебе ничего, Минти. Ни объяснений, ни доверия.
— На Натан приехал сюда, потому что хотел доверия и покоя, — воскликнула я. — Он не нашел их со мной. Ваша постель была бы естественным продолжением ваших бесед.
Она коснулась занавески лбом.
— Может бы, — вздохнула она. — Почему бы тебе не остановиться сейчас и не уйти.
— Потому что я зла на тебя, Роуз. Но я зла и на Натана.
Она резко повернулась на каблуках.
— Разве ты не говорила мне много раз, что Натан теперь мертвее мертвого? Не так ли? Со всей своей материалистической трезвостью?
— Да, говорила.
=Тогда оставь его в покое. Дай ему немного мира.
— Ты права. Мне нечего здесь делать.
— Довольно, — холодно сказала она. Она налила себе второй бокал вина и прижала его к груди. Я не шевелилась, и она напомнила. — Ты не собираешься уходить?
Что говорилось в руководствах самопомощи о ситуациях, когда вторая жена должна извиниться перед первой. В этих книгах, внушающих людям иллюзию, что они могут контролировать свою жизнь, сказочные фантазии о разрешении, прощении и прочих воздушных замках.
— Я хочу попросить у тебя прощения, — призналась я. — Я не понимала, что делаю, пока не вышла замуж за Натана и не родила мальчиков. Только тогда я поняла, насколько реальность отличается от ожиданий, и насколько разочарован бывал Натан… иногда. Иногда он так смотрел на меня, что я чувствовала, как он ненавидит себя за то, что сделал. То есть, я не была ему безразлична, но он понял, насколько ему дорого то, что он разрушил.
Натан плохо поступил с Роуз. Я плохо поступила с Роуз. Я уже знала, что наказание может свершиться через много лет после преступления. Ни одно из руководств об этом не упоминает. Это слишком сложный вопрос.
— Бедняжка Минти, — сказала Роуз, ее ирония задела меня за живое. Она по-прежнему держала бокал в руке и смотрела перед собой. — Я не была рада ему, — призналась она. — Он причинил мне столько боли. Иногда мне казалось, что от этой боли я умру. Ну, ты же знаешь старую мудрость: «И это пройдет». Это правда, все проходит. И слава Богу. Когда он появился здесь в день своей смерти, я не слишком обрадовалась ему. На самом деле, я не хотела видеть его здесь. Я была занята. Он это понял и был разочарован. У меня не было желания впускать его в мою жизнь. Я так долго была свободной, и проблемы Натана уже не были моими… Я больше не могла уделять ему внимания, не так, как он хотел… На самом деле, сейчас я виню себя за это…
— Это ужасно, — прошептала я, — ужасно чувствовать, как умираешь, никому не нужный…
Она поперхнулась.
— Ради Бога, Минти, он бросил меня ради тебя. Помнишь? — Она повернула ко мне измученное лицо. — Помнишь?
— Я думаю об этом большую часть времени. Никогда столько не думала, как сейчас.
Роуз кивнула с видимым усилием.
— Теперь у тебя есть дети, ты можешь понять. Сэм и Поппи страдали. Ты, вероятно, думаешь, что они были достаточно взрослыми, но это не так. Им было плохо. Я обвиняю Натана в этом. Я ничего не могла сделать, чтобы помочь им. Сейчас ты не можешь перенести свой гнев и разочарование на своих детей. — Она крутила бокал в пальцах. — Я не позволю тебе.
Крошечная жилка билась на виске Роуз. Я уставилась на пустой экран телевизора в углу комнаты.
— Я искренне сожалею о Сэме и Поппи, — сказала я и добавила, — Поппи не давала мне спуску. Она настоящий боец.
Роуз стала теребить маленькую перламутровую пуговку.
— Такая она только с тобой. А Сэм сейчас полностью занят своими делами. Я немного беспокоюсь о них с Джилли. Работа в Америке может разобщить их. Казалось, они так хорошо подходят друг другу, но ничего нельзя знать наперед. Я хотела бы быть рядом с ними, но я должна работать и жить своей жизнью, а они должны разобраться сами. — Ее голос стал нежным. — Я очень… очень их люблю.
Нежность была чужда мне.
— Я чувствую себя старше, чем есть. И словно становлюсь невидимой.
— Со мной тоже это было. — Сказала она печально. — Боль разрушает доверие, Минти. Вот что я могу тебе сказать. Но потом все будет хорошо, поверь. — Она обвела рукой комнату. — Когда Натан ушел, у меня было чувство, что я теряю себя и детей, но я выжила. Через кровь и слезы, но я сделала это. — Она опять покрутила пальцем пуговицу. — Натан поступил так, как хотел. Я не в состоянии была разглядеть, что он изменился. И почему он не мог измениться? Это его право. Так что это не твоя вина, знай это. — Еще не много, и она позволила бы мне сорваться скрючка.
