выезжаем за город. Сколько мы так уже едем по трассе? Я вижу только поля, зелёную траву и пасмурное небо. Дождь скоро пойдёт.
Я игнорирую его вопрос.
Хочу ему ответить, но понимаю, что если заговорю — будет худо. Мне.
Потому что, кажется, за то время, что я была в доме с Алексом… сильно привязалась к нему. Не могу подумать о нём без мысли о том, как он обнимает меня. Шепчет успокаивающие слова мне в ухо.
И опять слёзы на глазах выступают.
От несправедливости.
Благо, это чувство сейчас перекрывает жгучая обида, которая выжигает все остальные.
— Тебе придётся со мной заговорить.
Не придётся.
Я упорно молчу до конца нашего пути. Им оказывается маленький домик в небольшом… посёлке? Не знаю, где я. Но видела табличку на въезде. И дом этот находится в лесу. Зачем он вообще меня сюда привёз? Убить решил? Если бы…
Я обуваюсь, выхожу из машины, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
Весь салон пропах запахом Рихтера.
Не могу дышать. И, тем более, связать двух слов.
Мне нужна передышка.
И сейчас я втягиваю с жадностью воздух. Дождём пахнет.
Какой же приятный запах… Жаль, что мне мешают им насладиться.
Алекс снова подходит ко мне со спины. Обвивает рукой талию. Его хватка для меня сейчас ядовитая. Травмирующая.
И я хочу вырваться. Что и делаю.
Выскальзываю из его объятий и иду в дом.
Плевать мне.
Я знала, что он способен на всё, но… Я всё близко принимаю к сердцу. И сейчас оно разбито. Вдребезги. На маленькие кусочки.
Жду у двери, когда он откроет. Обхватываю себя руками. Вроде весна, но всё небо заволокло тучами, отчего мне сейчас холодно. Хоть на мне и толстовка, которая совсем не греет.
И хорошо, что Алекс быстро запускает меня в дом. А в нём не лучше.
Располагаюсь на диване, захожу в социальные сети. Провожу время в них, пока Рихтер выходит на улицу. Буквально минут на двадцать.
И, слава Богу — меньше проводим времени вместе.
Заходит он уже в дом с каким-то грязным полотенцем в руках. Недовольный.
— Знаешь, нам повезло, — начинает он легко. — Что мы доехали вообще. У нас машина сломалась. Было бы плохо, если бы мы остановились на трассе.
— И насколько мы здесь? — наконец, заговариваю. Не радует меня эта новость о сломанной машине.
Мужчина, что привёз меня сюда, выглядит с этим машинным маслом на руках так соблазнительно… Усмехается.
— До конца нашего с тобой месяца…
Замечательно!
Трое суток с человеком, который!.. У меня слов нет!
— Я вижу, что ты рада.
Я отворачиваюсь. Поджимаю недовольно губы.
Так и хочется процедить ему сквозь зубы «Безмерно!». Но я говорю совсем другое.
— Что, мне уже снимать с себя тряпки, чтобы ты трахнул меня? Мы же за этим сюда приехали. Ты, наверное, постеснялся делать это в доме своей долбанутой жены.
Не знаю, отчего всё это льётся из моего рта.
Я обозлена.
Думала, за полторы недели возненавижу его только сильнее.
Но он снова врывается в мою жизнь.
Как и в моё личное пространство.
Резко опускается рядом со мной на холодный диван.
— Следи за языком, девчонка, — холодно отвечает. — Я добрый не всегда. И сейчас не проигнорирую. И отшлёпаю тебя по твоей маленькой заднице.
— Если тебя моя задница не устраивает, чего не отпустишь спокойно? — опять вырывается. На него не смотрю. — Мелочный ты всё же, Александр. Раз попу мою бережёшь. Три дня зажимаешь, вместо того, чтобы в покое оставить. Для тебя это — копейки. Но ты решил добить меня.
Его пальцы неожиданно резко опускаются на мой подбородок. Что дёргают в сторону, несильно сжимая.
Не он поворачивает меня к себе. А я позволяю ему повернуть мою голову и посмотреть в серые, леденящие душу глаза.
— С каких пор я стал Александром, а не Алексом?
— Не тебе ли не нравится, когда тебя зовут Алексом? — выгибаю бровь. — Я всего лишь выполняю волю своего господина. Решила последние три дня побыть паинькой. Хочешь, я ещё покричу несколько раз слово «господин»? Чтобы тебе навсегда запомнилось.
Я язвлю, не сдерживаясь.
— В стонах можно, — одобрительно выплёвывает и прищуривается.
— И всё опять сводится к сексу, — киваю. Ну, конечно же! — Давай. Что же ты? Хочешь ведь? Мне начать раздеваться? Давай, Рихтер, три дня осталось. Как можно это упустить?
Я неосознанно опускаю ладонь на край толстовки.
— Мне начинать? Мелочный ты человек.
Вижу, как сужаются его зрачки.
Скрип его зубов тонет в тишине.
— А я вот любитель всего мелкого, — отзывается, сверля меня испепеляющим взглядом. — Грудь же мне твоя нравится.
Я приоткрываю в удивлении рот и не знаю, что сказать.
Он мигом захлопывает мне его одним лёгким ударом снизу.
— Как и твоя попа. Рост. Размер ноги. Получается, да, я — мелочный.
— Заметно, — цежу сквозь зубы. Он меня только что унизил. Да, у меня фигура не как у Бельц. Скромнее. Раза в два или даже три.
— Я не буду заставлять тебя спать со мной, — неожиданно устало выдыхает. — Мы просто проведём эти три дня вместе. Я не дотронусь до тебя до тех пор, пока ты сама этого не попросишь. Я привёз тебя сюда не для того, чтобы принуждать. А чтобы…
— Чтобы что? — не выдерживаю, когда он делает в конце паузу. А он молчит. Слова сказать не может. И я ему подсказываю. — Загладить свою вину?
— Именно, — вижу, что выговаривает с трудом.
Я усмехаюсь. Отворачиваюсь на мгновение и чуть ли не реву.
— О чём ты вообще? — не могу поверить в то, что слышу. Он словно издевается надо мной. — Ты даже слова эти сказать не можешь. Не то, что вину загладить.
Я резко встаю с дивана. Чтобы уйти.
Но он вновь не даёт.
Его руки хватаются за запястье, но я его выдёргиваю. Вылетаю на улицу.
Да, я веду себя, как девушка. Обижаюсь. А есть на что. И я буду ей и дальше.
И плевать мне на его извинения. Если бы не он, всё было бы нормально. Нормально! И я не испытала бы тех унижений. Боли. Моральной.
Не чувствовала грязных и извращённых рук. Множества рук. Взять того бандита. Потом ещё трёх мужиков на аукционе. Ладони Кёлера… Его член, в конце концов, что едва не вошёл в меня!
Стоит ли мне вспоминать все унижения его жены?!
Опускаюсь на деревянные ступеньки и прикрываю лицо ладонями.
Лучше в холоде, чем с ним. Там. Где его запах. Он. Его руки. Его дыхание. Его тело. Его слова. Которыми
