но я скорее поверю в то, что это слезы по упущенным деньгам. — Что ты в ней нашел? Что?! Ни рожи, ни форм, размалеванная вся…
— Достаточно. Закрой свой рот. Я услышал все, что требовалось.
Мне надо поскорее увезти отсюда Вредину, потому что она цепляется за меня до побелевших костяшек и едва стоит на ногах.
Тяну малышку на себя, закрываю ото всех и пытаюсь нашарить глазами выход из этой коморки, потому что во всей этой нервотрепке на хрен забыл откуда мы пришли.
Внезапно одна из дверей бьет по стене и в проеме появляется кто-то в форме со звездами явно выше тех, которые до этого мелькали здесь.
— Матвей, ты стал еще больше, — приглядываюсь и узнаю в мужике отцовского старого приятеля. — А кто это рядом с тобой?
Вредина продолжает жаться ко мне, так что сразу становится понятно, о ком этот вопрос.
— Никто.
Глава шестьдесят четвертая. Рокси
Матвей был нежен.
Целовал без привычного подчинения напором его губ — нежно касался, скользил языком и отрывался на жалкие несколько миллиметров, чтобы мы оба могли вдохнуть поглубже и вновь соединить наши губы в невероятном трепете.
Дотрагивался до меня настолько невесомо, что иногда я не чувствовала больших мужских ладоней на своем теле — лишь покалывающий жар от них на коже, который волнами заполнял каждую клеточку и заставлял меня прижиматься к Матвею ближе. Заставлял молить в его губы о большем.
— Тише, моя ненасытная девочка, — он урчит между поцелуями и опять разворачивает меня спиной к своей груди, как тогда, на вечере открытия.
Его руки — замок. Дыхание щекочет шею, пальцы забираются под край футболки и чертят линии по моему животу настолько сладко и трогательно, что я начинаю дрожать от этой мягкой теплоты.
Щемящий душу покой окутывал сознание, Матвей будто пытался соединить нас на каком-то духовном уровне еще сильнее, чем было до этого.
— Расслабься, малыш. Я сделаю все сам, — тянет зубами мочку ушка, переходит к плечу влажными касаниями и оставляет на нем клеймящий поцелуй своей тонкой ласки.
Голова кружится.
Матвей вновь разворачивает меня, обхватывает лицо ладонями, которые я тут же накрываю своими руками, и снова крадет мое дыхание, добавив в новый поцелуй чуть больше грубых ноток, потому что, кажется, сам больше не может качаться в маленькой лодочке посреди океана.
Мы уходим на глубину, где темнота поглотила свет и единственное, что помогает держаться — сбившееся под новым витком резкости прикосновений дыхание.
— Теперь, когда ты знаешь, что я не осквернял ни с кем кровать в твое отсутствие…
— Я все равно сожгу её, потому что твоей Лоре не занимать наглости. Она могла облюбовать её своей задницей, — перебиваю Матвея и тут же утыкаюсь ему в шею, вздрагивая от вибраций мужского смеха.
Мы замираем на минуту, а потом меня совершенно неожиданно кусают в шею и даже не заглушают привычной лаской болезненную пульсацию.
— Она не моя. В моей жизни есть только одна девочка. Вредная и нетерпеливая. Куда это ты свои пальцы тянешь, малышка?
Черт. Раскусили.
Я пыталась добраться до ремня на джинсах моего мужчины, но он обхватил мои запястья и завел руки за спину, так что я теперь вообще не могла его касаться.
Даже губами, потому что он уверенно уворачивался под мое возмущенное сопение.
Матвей смотрит на меня так, будто в его жизни никогда не было ничего особеннее этого момента, а я теряюсь под его взглядом и начинаю вертеться в попытке освободиться от его хватки.
— Ш-ш, замри, — сильнее сжимает пальцы на запястьях, но боли нет. Просто настойчивое предупреждение.
— Забыл, как я выгляжу, за все эти дни?
— Язва, — кусает меня за кончик языка, который я неосмотрительно высовываю, отпускает руки и тут же шлепает по заднице, втягивая мою нижнюю губу дразнящим поцелуем.
Подталкивает меня в сторону кровати, я падаю спиной на нее и тут же подползаю ближе к изголовью, пока Матвей одним уверенным движением стягивает с себя всё выше пояса и кладет пальцы на ремень.
А затем он ловит мой взгляд и замирает, разрывая усмешкой тишину, когда я недовольно хмурю брови, потому что он обломал мне самое сексуальное зрелище в мире.
— Что, остальное за деньги? Кошелек слишком далеко, и я, кажется, не смогу дойти до него прямо сейчас, но обещаю заплатить после и не обидеть чаевыми, — в ответ на мои слова улыбка Матвея становится шире. — И чего ты улыбаешься?
— Знаю же, что твое белье насквозь мокрое, когда ты вот так кусаешься, — самодовольно заявляет и всё-таки дергает ремень из петель. — Иди-ка сюда, маленькая злючка.
Я отрицательно мотаю головой и специально раздразниваю своего притягательного хищника попыткой убежать, но он слишком быстро выбивает кислород из моих легких весом его тела сверху и придавливает руки по обе стороны от лица своими ладонями, в одну из которых зажат ремень.
И он был абсолютно прав до этого, потому что я чувствую, как влага пропитывает ткань между моими бедрами, и мне хочется быстрее ощутить хотя бы его пальцы внутри.
В моей голове те самые фантазии, где Матвей туго стягивает ремнем запястья, срывает с меня все лишнее и жестко трахает, до сорванного стонами голоса, пока я беспомощно обвиваю его своими ногами и ощущаю каждый сантиметр твердого члена при слишком глубоких толчках.
— Чаевые, значит? — усмехается мне в губы, несколько раз обернув ремень вокруг рук.
Я мурлычу, потому что он стягивает руки впереди и я все же смогу его касаться.
— Мне больше нравится идея сделать так, чтобы ты не могла говорить. Только стонать, — опускается ниже и проводит языком от ключицы до выступающей скулы. — И кричать.
Меня уже не просто трясет — я в лихорадке от бешеного желания, которое концентрируется внизу моего живота и скручивает тело тягучими судорогами.
— Пожалуйста, пожалуйста…
— Дай угадаю. «Пожалуйста»? — произносит с насмешкой мне на ухо и щелкает языком мочку, отнимая от постели одну руку, легко удерживая себя на второй, и, наконец, дотягиваясь до молнии на моих джинсах.
Перед глазами все плывет, поэтому я просто закрываю их, сдавшись, отодвигая на задний план отчаянные попытки быть в этой реальности.
Матвей грубо стягивает по бедрам темно-синюю ткань, а потом задирает на мне футболку и впивается в затвердевший сосок своим ртом. Зубы царапают острую вершинку, он оставляет пятнышки чуть ниже на ребрах, болезненно втягивая губами кожу, и чертовски-невыносимо-медленно лишает меня трусиков.
Сгибает мою ногу в колене, отводит немного в сторону и…
Дальше ничего не происходит.
