всему, дружит с Брэном.
Дружит.
Каким хреном ему сдалась дружба с моей сестрой? Если только у него нет скрытых мотивов и он не использует ее для очередного дьявольского плана своего гребаного брата или всей его поганой семейки.
Он даже не навестил меня в больнице.
Не то чтобы меня это задевало, или я ежедневно думал об этом, или еще что-нибудь столь безумное.
Мы закончили.
Да, точно. Ты не продвинулся ни на дюйм.
Могу поклясться, что слышал его голос, когда спал, и даже видел, как он сидел в кресле рядом с моей больничной койкой, и чувствовал, как он гладит меня по волосам. Но, с другой стороны, я часто бредил, когда дело касалось его.
Иногда я представлял, как он выходит из лифта в пентхаусе.
Или как он подходит ко мне, чтобы поцеловать на глазах у всех.
Несколько раз, когда я проваливался в глубокий сон, мне снились его искренние улыбки, эротические звуки и его голова на моем бедре.
Он вторгался в мою жизнь каждый миг бодрствования и сна.
Чем сильнее я старался забыть его, тем настойчивее он преследовал меня. Часто я приходил в пентхаус только для того, чтобы почувствовать его запах или увидеть его тень на кухне, делающую Бог знает что.
Но я был в порядке. Чертовски прекрасно. Если не считать моего ежедневного присутствия в бойцовском клубе и Джера, достающего меня проблемами, которые я должен был решать, все остальное было просто замечательно.
Я не умею бороться с трудностями, поэтому устранение главного препятствия из моей жизни было самым логичным решением за все время. Я гордился собой, что сделал такой выбор. За то, что избавился от опухали, которая росла внутри меня. Мне больше не нужно было иметь дело с его ворчливым присутствием, его играми в эмоциональные качели и глупыми неразборчивыми сигналами.
Оставался только его надоедливый гребаный призрак, который следовал за мной повсюду и не оставлял в покое, но я справился с ним.
Я, блять, был в порядке.
Пока он не прислал мне это чертово сообщение.
Вот так просто тонкий слой льда, которым я себя окружил, растаял.
Этот придурок был прав. Я не могу держаться от него подальше.
Я могу заставить себя уйти, могу попытаться быть тем, кем не являюсь, — логичным, — но потом я буду следить за ним в социальных сетях, а иногда и в реальной жизни.
Из тени, как гребаный подонок.
Сейчас как раз один из таких моментов.
Я прислонился к своему Харлею, скрестив руки и надев шлем. Я даже напялил кожаную куртку, чтобы он меня не узнал.
Мой взгляд устремлен на здание негосударственной организации. Это его любимый благотворительный фонд — который организует марафоны и занимается волонтерской работой по всему острову.
Естественно, Брэн — один из их главных волонтеров, поскольку у него есть пристрастие к бегу.
Что мне нравится в этом здании, так это большие окна, через которые я могу видеть, что происходит внутри, даже если нахожусь на другой стороне улицы и притворяюсь, что пью кофе. Я не притрагивался к нему с тех пор, как купил, учитывая шлем и все остальное.
Мои глаза следят за движениями Брэна, когда он переносит несколько стульев на другую сторону огромного зала и улыбается чему-то, что говорит его коллега, розовощекая брюнетка.
Это его улыбка золотого мальчика, не совсем фальшивая, но и не настоящая. Он в основном вежлив, слушая, как она болтает без умолку, словно чертова балаболка.
Ему лучше перестать ей улыбаться, иначе она быстро поднимется на вершину моего списка дерьма.
Может, она уже перестанет болтать?
Мне нужно остыть хоть на секунду, потому что мы больше не вместе.
Не то чтобы раньше были.
Он что-то говорит своему коллеге-мужчине, и я опять думаю о том, как заставить его умереть во сне, но проблема не в Брэне. В основном он вежливо участвует в разговоре, как и большинство британцев.
А вот брюнетка продолжает ходить за ним из одного конца комнаты в другой, жужжа вокруг него, как надоедливая гребаная пчела.
Она явно флиртует — ее глаза опущены, она накручивает волосы на палец и хихикает, как гребаная школьница. Язык тела Брэна при этом не меняется. Он улыбается, да, но полностью контролирует ситуацию.
Я точно знаю, как он выглядит, когда заинтересован, а девушка не получает ничего. Ни раздувания ноздрей, ни покачивания адамова яблока, ни даже постоянного зрительного контакта.
Либо он не замечает ее попыток привлечь его внимание, либо ему все равно.
Было бы интересно, если бы это был второй вариант…
Она кладет свою руку поверх его, и я прищуриваюсь. Если она не уберет ее, эта рука будет порезана на чертовы кусочки.
Мы должны исправить эту ситуацию.
Я достаю свой телефон и смотрю на сообщение, которое он прислал мне после того, как я в последний раз видел его в подвале особняка Элиты.
Брэн: Мне жаль, что я не смог вытащить тебя до того, как все случилось. Я также очень сожалею о том, что сделала моя семья. Жаль, что я не смог остановить это.
Брэн: Ты в порядке?
Брэн: Я знаю, что ты не хочешь со мной разговаривать, но скажи, пожалуйста, все ли с тобой в порядке?
Брэн:?
Я игнорировал его.
Если он действительно хотел узнать, в порядке ли я, ему следовало притащить свою задницу в больницу.
Не то чтобы я был в восторге от этого или что-то в этом роде.
Но теперь моя очередь печатать.
Николай: Что, черт возьми, значит твоя «дружба» с Мией?
Он все еще обменивается любезностями с девушкой, пока достает из кармана телефон. Его улыбка исчезает, когда он смотрит на экран, и я горжусь тем, что он выглядит немного сбитым с толку, получив от меня сообщение.
Сейчас на его лице больше эмоций, чем за последний час. И да, я здесь уже так давно.
Можете называть это нездоровой одержимостью.
Он отстраняется от девушки, — с презрением, — и опирается на стол, скрестив лодыжки, продолжая пялиться на экран. Он делает это целую гребаную минуту. Я засек, потому что смотрю на время.
Наконец, мой телефон вибрирует.
Брэн: Мы просто друзья. Любим играть вместе.
Сухо, как в гребаной пустыне.
Брэн остается в той же позе и смотрит на свой телефон. Со стороны он кажется спокойным и невозмутимым, но то, что он ждет, говорит о его нарушенном равновесии.
Николай: И ты хочешь, чтобы я в это
