ударила меня по лицу, но моя шея дёрнулась в сторону, и раздался громкий звук пощёчины, как раз перед тем, как я почувствовал жгучую боль. Я пошевелил челюстью и повернулся к Карине лицом, даже не защищаясь, потому что знал, что заслужил это.
А видеть слёзы, наполняющие её глаза, и видеть, как дрожит её рука, когда она указывала на меня, было больнее, чем любой физический ущерб, который она могла мне причинить.
— А это… — её голос дрогнул. — Это за то, что разбил мне сердце. Я доверяла тебе. Мы были друзьями.
Я ещё немного постоял, убеждаясь, что я лёгкая мишень, если ей это нужно. Но когда по её щекам скатилась первая слезинка, я больше не мог сдерживаться.
— Мне так жаль. Блядь, — прорычал я. — Я заслуживаю всех твоих слов, твоей ярости, твоей боли. Я заслужил всё это. Потому что ты мне нравишься. У меня не так много друзей, и мы поладили, а я… я всё испортил, и мне жаль.
— Ты придурок, — процедила она сквозь стиснутые зубы.
— Знаю.
— И я ненавижу тебя.
Я вздрогнул, как будто она снова дала мне пощечину.
— Знаю. И я хочу сказать, что я бы вернулся к самому началу и никогда не соглашался на эту игру в «правду или действие», но не могу. Я наслаждался каждой секундой, проведённой с вами. С вами обоими. И я всё испортил.
Карина впилась в меня взглядом, мышцы её челюсти подёргивались, когда она изо всех сил старалась воспламенить меня одним лишь взглядом. И, возможно, это было эгоистично с моей стороны, но я должен был дать ей понять, что это не просто развлечение. Это не было незначительным.
— Я люблю его, — сказал я ей. На этот раз Карина поморщилась. — Я так долго ставил всех выше себя, но не смог сделать это с ним. Я люблю его, и мне так жаль, что я его люблю.
Она стояла, застыв, как прекрасная сердитая статуя, позволяя тишине окутать нас тяжёлым одеялом, приковывая меня к месту. Я снова закрыл глаза, потому что мне было больно смотреть на неё.
Острая, жгучая боль пронзила мой сосок, и я попыталась отдёрнуться, но крепкий кулак Карины только сильнее сжал его, и ожог распространился по всей моей груди.
— Боже, чёрт. Проклятье. Блядь. — Ругательства полились потоком из моего рта, когда она сильнее сжала мой сосок, прежде чем, наконец, отпустить его.
— Это всего лишь предварительный демонстрация того, что произойдёт, если ты когда-нибудь разобьёшь ему сердце.
У меня брови полезли на лоб.
— Что?
— Он любит тебя, и он мой друг. Прямо сейчас, я ненавижу вас обоих и хочу раздавить ваши тупые члены, но он мой друг, и он любит тебя. — Если бы у меня ещё больше отвисла челюсть, она бы растянулась на полу. — И я отрежу твой драгоценный член и подвешу его на свой камин, как грёбаный чулок, если ты забрал его у меня только для того, чтобы разбить ему сердце.
Моя челюсть открывалась и закрывалась, когда я несколько раз сглотнул, пытаясь найти правильный ответ.
— Как чулок? — прошептал я. Понятия не имею, почему мой разум зацепился именно за это.
Карина подошла ближе и ткнула пальцем мне в грудь.
— Как самый маленький чулок, который когда-либо украшал мой камин рождественским утром, — прошептала она.
Мои руки перестали защищать свои причиндалы, они стали цепляться за них изо всех сил.
Боже, она была прекрасна в своей ярости. Мы надругались над ней, разрушили её доверие, и каким-то образом она всё ещё угрожала мне, если я когда-нибудь причиню боль мужчине, за которого она должна была выйти замуж.
— Я… я даже не знаю, нужен ли я ему.
Карина отступила назад и опустила руки по швам, её плечи поникли, когда желание бороться покинуло её.
— Нужен.
Я рассмеялся и, воспользовавшись моментом, убрал руки от промежности, чтобы провести ими по волосам.
— Почему это ты меня утешаешь? Чёрт, это неправильно.
— Потому что, как бы сильно я тебя сейчас ни ненавидела, ты был и моим другом тоже. Я хочу не обращать на это внимания, но не могу так просто всё забыть. Независимо от того, как сильно я этого хочу.
Она покачала головой и повернулась, чтобы уйти, заканчивая разговор.
— Карина, мне правда жаль. Ты заслуживаешь гораздо лучшего.
— Мне уже говорили, — сказала она, даже не останавливаясь.
Мне было ненавистно видеть, как за ней закрывается дверь. Ненавистно думать, что, возможно, я вижу её в последний раз. Ненавидел всё в этот момент.
Я стоял и смотрел на дверь ещё некоторое время, пока Кайл не вернулся из кладовки, выведя меня из транса.
— Что-нибудь ещё?
— Э-э-э… — я изо всех сил пытался сосредоточиться на его вопросе. — Просто продолжай с того места, где остановился на инвентаризации. Мне нужно позвонить.
Я бросился в подсобку за телефоном. Двадцати четырёх часов было более чем достаточно. Он мог просить оставить его в покое, но слова Карины гремели у меня в голове.
Он любит тебя.
Открывая дверь кабинета, я скривил губы. Мне не нужно было видеть Джейка, но мне нужно было услышать его голос.
Джейк
— Я гей.
Я ещё секунду смотрел на себя в зеркало в ванной, прежде чем повторить попытку, но уже более низким голосом, как будто это могло что-то изменить.
— Я гей.
Если бы кто-нибудь зашёл ко мне в любой момент за последние четыре дня, он, вероятно, попытался бы отправить меня в психиатрическую клинику. Я взял неделю отпуска на работе и выходил из квартиры только по необходимости. Я перестал бриться, и моя коротко подстриженная щетина стала очень походить на основательную бороду. Я не носил ничего, кроме спортивных штанов и футболок, куда бы я ни пошёл. Интересно, что думала Карина, когда мы случайно встречались взглядами в здании. Мы никогда не разговаривали, но она умудрялась натянуто улыбнуться, прежде чем отвести взгляд.
Казалось, она справлялась лучше, чем я. По крайней мере, так казалось. Каждый раз, когда я её видел, она была прекрасна. Я был рад, что она выглядела нормально, даже когда я валился с ног от усталости в своей квартире. Я заслужил это.
— Я гей.
Я сжал губы и покачал головой. Это казалось неправильным. Как будто моя кожа мне не подходит. Каждый раз, когда я произносил это, всё сжималось, словно меня душили. Я хотел, чтобы это было правдой. Я хотел верить в это, потому что тогда у меня был бы ответ. Я
