Ознакомительная версия.
В душе ворохнулась обида: а Маринка как же?
На горизонте маячил очередной одинокий новый год. Это раньше новый год означал радость и новые надежды. Теперь, стоило Марине увидеть искусственную елку, пусть даже совсем не похожую на Светкину — от боли перехватывало дыхание. Уж третий год пошел, а легче никак не становится.
Хоть бы кавалер какой на горизонте замаячил, что ли. Марине, конечно, никто не нужен, но она так устала от одиночества! Ничего серьезного, но хоть бы в кино кто пригласил. А тут еще новый год этот… Как вспомнишь прошлый — так жить не хочется.
В прошлый раз новый год стал для нее кошмаром. Родители, Светка, и подлая елка. Пусть даже не искусственная — все равно подлая. И осознание того, что уже никогда не будет как прежде. Никогда смена календаря не принесет ей радости. Не будет больше праздников. Будет только проклятое одиночество. И глупо надеяться на судьбу, на принца в белом Мерседесе. Не нужен Марине ни принц, ни тем более Мерседес. А того, кто нужен, она никогда не простит.
Несколько раз перед праздником звонил Гена. Она по обыкновению даже не стала с ним говорить. Не считать же разговором ее обычное: 'Я без тебя могу. И ты без меня можешь'. Она так часто это повторяла, что он, наверное, поверил. По крайней мере, последнее время почти перестал звонить. Но по выходным, если не на соревнованиях, приходит за Светкой.
При Светке они не ссорятся. Но и нормально не разговаривают. Не о чем им нормально разговаривать. Вот и получается: 'Привет' — 'Привет'. Наверное, ему уже давно наплевать на Марину. Да и зачем она ему, если у него есть Оленька? Или не Оленька — еще кто-нибудь. Он теперь не пропадет, он парень ушлый, до женского племени охочий. Если б Марина его сразу простила — была бы надежда, что Оленька ему хорошим уроком стала. Но беда в том, что простить его она не могла не только тогда, но и сейчас. Чтоб за два с лишним года у Кебы никто не появился? Утопия. Пусть не одна, постоянная любовница, но уж разовых-то через него наверняка целая вереница прошла. Получается, Марина вроде как сама его другим бабам на растерзание отдала.
А она все одна и одна. И проклятый новый год на носу, когда одиночество чувствуется еще острее, чем обычно…
В последний момент от одиночества спас Шурик. Марина уже давно не ждала от судьбы подарков, а тут вдруг появилась возможность скоротать праздник вдвоем с другом. Жалко только, что он снова поругался с женой. Та с психу уехала встречать новый год в Турцию.
Но одним сюрпризом судьба не отделалась — за столиком ресторана уже ждала Люся. И не одна. Как же Марина сразу не догадалась, что Люськина Турция — всего лишь их общая уловка?
В глазах Чернышева отражалось бесконечное удивление. Ясно, он такой же пострадавший. Его тоже поставили перед фактом, не спросив его мнения. Шурик оказался предателем.
Новый год был бесповоротно испорчен.
А Чернышев изменился. Еще бы — целая вечность прошла. Марина видела его еще студентом. Теперь перед нею сидел взрослый мужчина, состоявшийся человек.
Валерий был сдержан, но предупредителен. Никто ничего не выяснял. Пили, ели, танцевали. Никаких ' а помнишь' или 'почему'. Просто встретились старые знакомые. Хоть и старые, но знакомы были весьма поверхностно, а потому не слишком-то обрадовались нежданной встрече.
Лишь под самое утро, провожая Марину к дому, уже попрощавшись, Чернышев не сдержался, оглянулся:
— И все-таки: почему?
Ну зачем? Ведь было так хорошо: никто никому ничего не должен, каждый сам по себе. Зачем?
А кроме того, она банально устала. Целую ночь на ногах, в новых неудобных туфлях. Хотелось добраться, наконец, до теплой постели. Поцеловать сопящую Светку и спать, спать, спать. Кому нужны выяснения отношений теперь, спустя тысячу лет после разрыва?
— Вряд ли ты поймешь. Тогда не понял, теперь тем более не поймешь. Не надо ничего выяснять. Я ужасно хочу спать…
Объясняться все-таки пришлось. Не в тот вечер — так на следующий, какая разница?
Марина оказалась права — он ничего не понял. Для Чернышева фраза 'Ты должна приехать' вовсе не выглядела такой ужасной, как для нее. И свое молчание в ответ на ее он так же считал вполне логичным и оправданным.
Она и не надеялась, что он поймет. Даже настаивать не стала. В самом деле — какая теперь разница? То, что казалось важным тогда, сейчас нисколько ее не волновало. И сам Чернышев не волновал. Зря Русниченко их свел. Зря.
Валера ничего не понял. Но и в покое не оставлял. Встречал с работы, отвозил домой, если только Марина не соглашалась провести время вместе, что случалось нечасто. Дарил цветы, говорил какие-то слова. Целовал. На поцелуи Марина не отвечала, но из объятий не вырывалась: истосковалась по мужским рукам. Но не те были руки, не те губы…
Удовольствия свидания с Чернышевым не приносили. А родители не скрывали радости: у дочки появился ухажер, вполне респектабельный молодой человек. И Шурик без конца лил воду на Валеркину мельницу: дескать, тебе с ним надежно будет, как у Бога за пазухой.
Сам Чернышев был терпелив и предельно учтив. Словами не бросался: один раз признался в любви, и больше этого не повторял, за что Марина была ему чрезвычайно благодарна: она бы попросту не выдержала, если бы он стал мучить ее этими словами.
Капля камень точит. Может быть, так правильнее, когда один любит, а второй позволяет себя любить? Любить должен мужчина. А женщина… Это про нее придумали: 'Стерпится — слюбится'. Все правильно. К чему хорошему привела ее безумная любовь? От страсти натворила глупостей, теперь платить приходится сполна. Ладно бы она сама — Марина потерпит. А Светке-то за что без отца жить? Воскресный папа — это не отец, ходячая игрушка.
И ведь даже на судьбу пенять нельзя: сама виновата, только сама. Какое право она имеет оправдывать себя Ольгиной распущенностью? Мол, та такая-сякая, Кебы не заслуживала. Заслуживала или нет — не Маринкиного ума дело. Она влезла, она все разрушила. Знала ведь, что у них скоро свадьба. За то и плачет теперь, что на чужое позарилась. Да и чем она сама лучше Оленьки?! Та к женатому Бубнову в подъезде полезла, Маринка — к жениху подруги в спортзале. Большая разница. А расплачивается ни в чем не повинное дитя. Дитя страсти и порока. Потому что все они порочны: и Оленька, и Маринка, и уж, конечно же, Кеба. Все трое предатели и подлецы.
А с Чернышевым было пусть безрадостно, зато спокойно. Валерка надежный. Не то что Кеба.
***
Галина Евгеньевна насторожилась. Показалось? В дверь снова поскреблись — кто-то из своих, кто знает, что Юльку рано укладывают. Нахмурилась: кого принесло в неурочный час? Вечер вторника — никого не должно быть, кроме Мамудовича. Так он уж давно у Ольги.
Ознакомительная версия.
