Уиллз опять замолчал. Потом сказал, почти шепотом:
— Я должен попросить прощения.
Элинор не отвечала.
— Я не надеюсь, что она когда-нибудь меня простит, — снова заговорил Уиллз, но тут Элинор его перебила:
— Она уже простила тебя. Это еще одна причина, по которой ты никогда не будешь ее достоин.
Он едва не вскочил со стула.
— Простила? Она простила меня?
Элинор отвела взгляд.
— Давным-давно.
Уиллз с жаром воскликнул:
— Она потрясающая! Никогда не встречал такой удивительной девушки. И уже не встречу. — В его тоне сквозило отчаяние. — Ты должна мне верить. Твоя сестра — самый чудесный человек из всех, кого я знаю.
С каменным лицом Элинор развернулась и посмотрела на него. Уиллз был все еще красив, но выглядел каким-то потасканным: у него появился второй подбородок, нестриженые волосы доставали до воротничка, а глаза покраснели. Она холодно сказала:
— А как насчет других?
— Других?
— Элизы-младшей, например, — отчеканила Элинор. — И, могу поспорить, она была не единственной.
Уиллз через силу пробормотал:
— Нет.
— Ее задержала полиция, в туалете в пабе.
— Я ничего не знал до последнего момента.
— По-твоему, это оправдание?
— Нет. Конечно нет. Но и виноватым я себя не считаю.
— С тебя все началось! Ты дал ей первую дозу!
Уиллз вздрогнул.
— Ты говоришь, как тетя Джейн.
— Прекрасно, — ответила Элинор, — то, что надо. Между прочим, она была беременна.
— Не от меня.
— Ну да!
Он грустно сказал:
— Тебе станет легче, если я скажу, что именно по этой причине тетя Джейн выкинула меня из дома и изменила завещание? Я всегда думал, что Билл Брэндон…
— Только не впутывай еще и его!
Уиллз облизнул губы.
— Я был по уши в долгах, — пробормотал он. — Ни копейки. Кредитки полностью исчерпаны.
— Ну, теперь с этим покончено, так? — резко перебила его Элинор. — Ты охотился за деньгами и наконец, — она выразительно поглядела на его кольцо, — их заполучил.
— У меня были серьезные неприятности. Я был вынужден…
— Точно так же, как был вынужден публично унизить мою сестру? Или отослать назад все ее подарки, словно содержимое мусорного ведра?
Глухим голосом Уиллз ответил:
— Это сделала Агги.
— То есть ты, как всегда, ни при чем? Твоя крестная, твоя жена — эта несчастная девушка — они повинны во всех твоих несчастьях, да?
Он поднял голову и посмотрел ей в лицо.
— Я любил всего один раз, всей душой, и это была Марианна, твоя сестра.
Элинор молчала.
Умоляющим тоном Уиллз произнес:
— Ты ей расскажешь? Когда ей станет лучше, ты скажешь, что я приходил, и что… она была права. Я действительно любил ее. И сейчас люблю. Кстати, Агги все знает. Знает, почему я женился на ней.
Он встал и сверху вниз поглядел на Элинор.
— Ты скажешь ей это?
— Возможно.
— Ты… ты все еще считаешь меня мерзавцем?
Элинор вздохнула.
— Я считаю, что ты непредсказуем и опасен. Как автокатастрофа.
— Позволю себе думать, что это все-таки лучше, чем мерзавец.
Она пожала плечами. Уиллз склонился к ней и прошептал:
— Можно задать тебе еще один вопрос?
— Но только один.
— У Марианны… есть кто-то? Конечно, мне будет невыносимо знать о присутствии в ее жизни любого другого мужчины, но есть один, который особенно…
Элинор вскочила со стула.
— Убирайся! — выкрикнула она.
Он повторил:
— Ты ведь знаешь, что я никогда себя не прощу! Я и так наказан на всю оставшуюся жизнь!
Элинор посмотрела ему в лицо и сказала:
— Если худшее наказание для тебя то, что Марианна ни разу, никогда в жизни больше не вспомнит о тебе, то да, ты действительно наказан. — А потом развернулась на каблуках, прошагала по коридору к комнате для посетителей и с громким стуком захлопнула дверь у себя за спиной.
Белл Дэшвуд вышла из спальни Марианны и тихонько притворила за собой дверь. Элинор как раз спускалась по лестнице; она обернулась и посмотрела на мать.
— Ну как?
Белл поднесла палец к губам.
— Она спит. Ну, или засыпает. Представляешь, у нее уже появляется румянец!
Элинор улыбнулась. Марианна вернулась в Бартон примерно неделю назад; после первых слез при виде дома и наполняющих его родных и привычных вещей, смотреть на которые ей было так больно именно из-за их привычности, Марианна начала прилагать максимум усилий к выздоровлению, немало удивив тем самым мать и сестер. Она даже, как случайно обнаружила Элинор, выходила в Интернет: искала, есть ли в бристольском отделении Института современной музыки в Брайтоне курс гитары.
— Я могу даже претендовать на стипендию, Элли. Надо, чтобы общий доход семьи был меньше сорока тысяч футов, а у нас он точно меньше.
Белл зашагала вниз по лестнице к Элинор.
— Я до сих пор не могу поверить…
— Я тоже.
— Та поездка… Та страшная поездка в больницу — пока от тебя не пришло сообщение. И как мы ждали Билла, а я все боялась позвонить тебе еще раз, потому что знала, что расплачусь. Магз держалась так храбро! Каждый раз, когда я на нее смотрела, она старалась улыбаться, хотя от страха лицо у нее было похоже на маску. Слава богу, что у нее нет астмы. И у тебя тоже.
— Мама?
— Что, дорогая?
— Мы можем поговорить?
— Ну конечно! Только, пожалуй, не на лестнице. Я не против даже открыть вино. Джонно прислал его столько, что можно ванну принимать. Он считает красное вино лекарством от всех болезней, а у меня духу не хватает сказать ему, что Марианна предпочитает белое.
— Но Билл ведь прислал белого вина, правда?
При воспоминании о Билле Брэндоне Белл тепло улыбнулась.
— Дорогой Билл! Никогда еще не встречала мужчины, который был бы так заботлив.
В кухне на столе валялся школьный рюкзак Магз. Ее самой нигде не было видно: вне всякого сомнения, она засела в домике на дереве, построенном для нее Томасом, и строчила СМС подружкам. С тех пор как Марианна пошла на поправку, Маргарет от облегчения впала в хандру и была постоянно недовольна; всякий раз, когда ее о чем-то просили — не включать слишком громко музыку, не занимать ванную часами, не таращиться в хмуром молчании на содержимое своей тарелки во время еды, — она в ответ кричала: «Вы что, сговорились портить мне жизнь?» — и пулей вылетала из комнаты.
— Ей разве не надо делать домашнюю работу? — рассеянно поинтересовалась Белл.
— Надо, наверное.
