— Послушай. — Я рисую спирали на груди. — У меня двое легких с пятью здоровыми розовыми долями. — В конце концов, быть ходячим магазином весьма неплохо. Нужно быть мега высоким, чтобы рассматриваться на роль живого донора. — Можешь взять одну.
Он игнорирует меня. Дерек видел, как я читала книги, которые принесла его мама. Я перечитала их все по три раза. Если я отдам ему долю, то тогда нужен просто дядя или дружелюбный гигант, который подарит ему еще одну. Обычно они пересаживают доли маленьким женщинам и детям, которые имеют небольшую грудную клетку с небольшими легкими, но разве маленькие легкие для Дерека не лучше чем ничего?
— Я собираюсь пройти тестирование. Если ты не захочешь, отдам долю кому-нибудь другому.
— Никто тебя резать не будет.
Это трогает меня. Не могу больше говорить, иначе разорву обещание, данное ему. Не хочу, чтобы он знал, что у меня в горле стоит комок, который я не могу проглотить. Он оборачивает руки вокруг меня, и я расслабляюсь на его груди. Он засыпает, обнимая и успокаивая меня. Думаю, он знает.
Не хочу двигаться. Тогда он проснется. Но и спать я не могу. Что, если я ослаблю хватку и потихоньку выскользну? Я лежу, час за часом, слушая, как он борется с каждым дыханием. На протяжении всей ночи Мэг и другая медсестра заходят в палату так, словно меня нет. Это странно. Чего они мне не говорят? Они повышают ему поток кислорода, ставят новую капельницу, подключают питательную трубку к отверстию в животе и наблюдают за поступлением морфина.
Все вещи, которые поддерживают в нем жизнь, больше меня не пугают.
Сейчас я люблю его капельницу. Люблю трубку. Я должна нервничать из-за того, что они хотят разрезать его и вытащить легкие, но мое сердце только и делает, что мечтает приблизить этот момент. Оживите его. Перевезите в Торонто. Давайте сделаем это. Возьмите часть меня, если это поможет.
В четыре утра он перестает дышать.
Я жму на вызов и начинаю его трясти.
— Дерек. Ну же. Пожалуйста.
Впереди бригады несутся медсестры. Мэг отталкивает меня в сторону.
Я ковыляю в ванную и сажусь на унитаз. По мне струится холодный пот.
Мэг появляется за моей спиной и протягивает мне влажную тряпку.
— Как долго он не дышал, прежде чем вы пришли?
— Секунды. Он…
— Нуждается в тебе. Ты спасла ему жизнь.
— На этот раз.
Она уходит, что позвонить его родителям. Его мама оставила строгие инструкции.
Я сижу у его постели, держа его за руку пока врачи аккуратно очищают его легкие. Он поворачивается на бок, скрепляет за спиной руки, как когда это делала его мама четыре раза в день: утром, днем, после обеда и ночью. Независимо от того чистое ли уже его горло, он отхаркивает зеленую мокроту и кровь, затем он задыхается, но восстанавливает дыхание. Они дают ему ингаляционное лечение антибиотиками и еще больше вентолина.
Все успокаивается, пока он заканчивает дышать ингаляцией. Мэг проверяет его мониторы еще раз.
— Если что — зови, — приказывает она и удаляется.
Я снова беру руку Дерека и смотрю на него. Он дрожит. Я смотрю на его серое лицо и закрытые глаза. Я осознаю, что эти последние недели были наполнены ложными обещаниями. Он отлично сегодня притворялся. В некоторой степени он притворялся с тех самых пор, как мы познакомились. Чего стоили ему те ночи, которые он проводил со мной, когда уходил из больницы? И чего стоили ему эти пять минут сегодняшней нагрузки? Могу ли я убить его?
Его пальцы двигаются по моей руке, и он открывает глаза.
— Ты вернула меня.
Я качаю головой.
— Это они.
— Нет, ты. — Он снова закрывает глаза.
Я наклоняюсь над ним.
— Дерек. Дерек, вернись.
— Я ждал… тебя. В следующий раз… — Он открывает глаза и смотрит на меня.
Я качаю головой, не в силах перестать отрицать его слова.
— Отдыхай. С тобой все будет в порядке.
Его глаза снова закрываются.
— Ты должна меня отпустить.
Я целую его в лоб и шепчу:
— Не могу. — Я не готова. Совсем не готова.
— Место, куда я собираюсь… Я был уже там пару раз. Место любви, радости, не могу точно объяснить. Позволь мне остаться. В следующий раз… Я готов остаться там.
Забери меня домой, забери меня домой, забери меня домой.
Он хочет уйти, но я не могу его отпустить.
— Тогда забери меня с собой.
Он хмурится.
— Запрещено.
— Ты сказал своей маме?
— А ты?
Я склоняю голову над его рукой. Боль пульсирует у меня в груди. Я не могу этого сделать. Я не могу дать ему уйти. Я знаю только, как ждать. Хотела бы я знать что-нибудь о молитвах и иметь силу, такую же, как и у той рабыни в моей песне о реке Иордан.
О, великолепие этого яркого дня,
Когда я переплываю реку Иордан.
Она знала то, чего не знаю я.
— Помоги мне, — шепчу я. — Пожалуйста.
Мое сердце не может вознестись, но тишина и потоки успокоения переходят из рук Дерека в мои. Утешение проходит через меня.
— Как ты это делаешь?
— Ничего я не делаю
— Может, это освобождение?
— Спой для меня, Бет.
— Мое соло?
— Она в ящичке. — Он закрывает глаза. — Спой мне колыбельную
Я тянусь к ящику тумбочки. Там стопка музыки без слов.
— «Песня Бет».
— Но у меня нет слов.
Он не отвечает.
Хотела бы я найти слова, соответствующие его музыке, которые показали бы, как сильно я его люблю, но все, что я могу, так это просто напевать мелодию, добавляя «ооо…» и «ааа…». Его родители приезжают, когда я пою. Я начинаю собираться. Мне даже не нужно что-либо говорить маме Дерека. Она и так все знает. Но все же, она меня останавливает. Оставляет меня с ними, петь Дереку.
Я пою его песню снова и снова, предавая мелодии полноту жизни и любви. Я боюсь остановиться. Боюсь его отпустить.
Первые лучи рассвета достигают комнату. Он открывает глаза, на лице улыбка облегчения. Он уже выглядит как ангел.
Никто не двигается, когда его дыхание останавливается.
— Прощай, мой малыш Дерек. — Его мама наклоняется и целует его в лоб.
Я прикасаюсь к его губам в последний раз.
Его отец гладит его по голове, неуклюже и мужественно.
— Ты храбро боролся, сын.
Аппараты Дерека отключаются. Вбегает Мэг. Его мама убирает волосы с его лба.
— Дайте ему отдохнуть.
Мэг пятится из комнаты, слезы стекают по её лицу.
Хотела бы я так же плакать. Не справедливо. Она просто его медсестра. Дайте мне такие же слезы, чтобы смягчить опустошение, которое я чувствую, когда он уходит. Его мама плачет. Папа тоже. Что со мной не так? Почему я такая холодная? Где вся эта музыка?