— И что дальше?
— Не знаю. — Я шмыгаю носом и моргаю. — Если они перестанут давать ему антибиотики, инфекция победит.
Мама садится рядом.
— Мне жаль. — Она тоже сдерживает слезы. — Очень жаль. — Она обнимает меня. — Ладно. Давай сегодня все оставим как есть. Иди сегодня в школу. Возьми задания и завтра сможешь поехать.
— Правда?
— Да. Увидимся завтра вечером. Главное, успеть до полуночи. — Мне было нелегко оставить вчера Дерека. — Я люблю тебя, Бет. — Он наклоняет свою голову к моей. — Я здесь. Если что-нибудь понадобится, я здесь.
Я целую её в щеку, обнимаю, складываю одежду с всякими вещами в чемодан и немного успокаиваюсь.
Я поздно приезжаю в школу, но нахожу Скотта у шкафчика. Я вела себя с ним ужасно в субботу вечером. Я должна извиниться. И объясниться.
— Привет, Скотт. Мне очень…
Он лавирует стопкой книг в руках.
— Ну тебя к черту, Бет.
Он проходит мимо и уходит в дальний конец холла.
Шкафчик рядом со мной пуст.
Я прямо чувствую, как он швыряет свои книги мне в лицо.
В хоре его нет.
В обед я вижу его рядом с невысокой новенькой, младше его. Когда я выхожу из школы, он целуется с ней у входа.
Черт. Он воспользовался моим гадким советом. Я должна быть за него рада. Я должна заботиться о Дереке. Для друга, который хочет больше, чем я могу дать, места нет. Я рассчитывала на него, но это не совсем честно. Лучше, чтобы у Скотта не было времени. Сейчас он занят больше, чем мне хочется знать, но он заслуживает чего-нибудь. Она не может ему действительно нравиться. Она маленькая, милая и идеально ему подходит, но он её не любит. Он любит меня. Она, скорее всего, была влюблена с начала года. И сейчас, о, черт, его руки у неё на заднице.
Я быстро миную их, бросаю свою сумку на заднее сидение Джанет и еду в Лондон. На границе Лондона и Сарнии никого. Сегодня я взяла с собой паспорт, но парень смотрит на мой номерной знак так, что я начинаю волноваться. Снова пошел снег, но дорога расчищена. Через час я уже в больнице. Это проще чем вести хор. Черт, хор. У нас завтра репетиция. Я должна позвонить Терри. Или просто обновить статус на своей страничке в интернете? Каждый получит сообщение, что я…
О, Боже. Моя страничка.
Он добавился ко мне, расспрашивал обо мне.
Экий засранец. Он был прав. Ребята из Эмебайл выиграли у нас. И он сделал то же самое со мной. Он всегда добивается своего.
Он и легкие свои получит. Это же Дерек.
Я врываюсь в его палату. Он спит с ингалятором, прикрепленным к лицу. Его мама, бедная женщина, тоже клюет носом, лавируя на неудобном стуле. Я осторожно трясу её за плечо. Она открывает глаза.
— Он в порядке? — шепчу я.
Она моргает и кивает.
— Заставила его сделать это. Пока он в жилете.
— Я могу остаться. Поспите до завтра.
Она собирает свою сумочку, вязание и оставляет на тумбочке стопку книг о муковисцидозе для меня.
— Убедись, чтобы утром он пробыл все положенное время на процедурах.
Она обнимает меня и уходит.
Я увожу столик над кроватью Дерека, толкаю его к окну, сажусь и просматриваю книги. Я беру стул и замечаю, что он шпионит за мной одним глазом.
— Ты проснулся?
— Нет.
Я отталкиваю стул и очень осторожно, помня о его капельнице, нападаю.
Он целует меня и выдыхает:
— Из-за тебя взорвутся мониторы, — прямо мне в ухо.
Я прижимаю ухо к его груди. Его сердце стучит в ответ.
— Слишком много волнения?
Он нажимает волшебную кнопку, и спинка кровати поднимается.
— Верни столик обратно.
— Нет, пока не закончишь со своим жилетом.
Я приношу его и помогаю завязать. Он вибрирует двадцать минут, а затем Дерек отхаркивает все в тазик.
Мэг просовывает голову в дверь.
— Помощь нужна? — Она видит зеленый оттенок моего лица и заходит. — Я помогу. Иди, подыши немного. Привыкать ко всему нужно медленно.
Я хожу туда-сюда по коридору, ругая себя, пока не приходит Мэг.
— Он хочет тебя видеть. Говорил что-то об обтираниях.
Это заставляет меня улыбнуться. Я возвращаюсь в палату, придвигаю столик обратно и с его головой на моем плече покорно занимаюсь уроками. Он так и заснул, пуская слюну мне на шею. Но я не двигаюсь, занимаюсь до поздней ночи.
Он просыпается, когда я пытаюсь опустить кровать. Он берет пульт управления и опускает голову вниз, а ноги поднимает.
— Думаю, у меня отекли лодыжки.
— Как у беременных?
— Я не беременный.
— Я заметила.
— Отвернись. Я ни за что не засну, если ты будешь так на меня смотреть.
Я целую его.
— Ты уверен?
— Раскладушка моей мамы под кроватью. Если ты не перестанешь меня мучить, я заставлю тебя спать на ней.
— В субботу ты мне раскладушку не предлагал. Я думала, что она на стуле спит.
— У меня слипаются глаза. Мэг повысила мне дозу морфина. — У него ужасные головные боли.
— Я должна приглядывать за тобой. Никакого секса. Я думала, ты знаешь это.
Ему удается выдавить сонный смешок, он ложится на спину, закрывает глаза и засыпает.
Я лежу на своей стороне, жаждая его и не понимая, как можно думать о таком, когда он так болен.
Следующие две недели я хожу в школу только для того, чтобы писать тесты. Моя мама договаривается обо всем с учителями. Я узнала намного больше, учась в больничной палате Дерека, чем когда-либо сидя за партой. Головные боли Дерека становятся все ужаснее. Сейчас он получает столько морфина, что только и делает, что спит. Так что я слежу за ним и учусь. И у меня выходит все, кроме экономики.
Я пытаюсь поговорить со Скоттом после теста, но он окатывает меня холодом.
Неделя до Рождества довольно спокойная. Мама отпускает меня на все время. Мама Дерека пользуется этим, чтобы купить подарки и разослать открытки. Я помогаю ей завернуть подарок для Дерека. Я купила ему кожаные перчатки для езды, подходящие его куртке. Я сплю на раскладушке его мамы. Я не могу лежать позади него всю ночь и не сходить с ума. С каждым днем я люблю его все больше, и с этой любовь приходят другие эмоции, которые я не могу контролировать. Спокойные ночки удаются только когда я не рядом с ним.
Парень из-за информационной стойки приносит стопки нот, подарки и открытки от людей, которых не пускают. Ребята из Эмебайл периодически заходят.
Перед своим рождественским концертом его хор, — все ребята в смокингах, — стоят за окном в снегу и поют в сумерках. Я приоткрываю окно, чтобы впустить звук. Сначала они просто поют «Ооо…» с такой гармонией, которая бывает только у монахов и в кафедральных соборах. Затем они медленно тянут гимн. «Смотри, как распускается роза, что взросла из хрупкого черенка». Их гармония строится и рассеивается, врываясь в празднование святого рождения и спасения. Заканчивается все сильным голосом в ночи.