опустив руку на мое плечо. — Еще не все потеряно. Купи цветы, поезжай к ней. Уверен, ты сможешь все объяснить. Хочешь я с Альбертом переговорю?
Альберт был отцом Адель.
— Не надо, пап. Но... спасибо за помощь.
— Слушай, Виктор, со всеми бывает. Дай ей время. Она тебя простит.
Стало так тошно изнутри. Я посмотрел ему в глаза.
— А мама бы тебя простила?
Он отвернулся.
— Это другое. Что ты ровняешь. У нас двое детей.
— А по-моему тоже самое.
Кажется, я все же вывел его из себя. Он нахмурился и возразил:
— Ты вообще что-то планируешь делать?
Улыбнувшись, я вдруг почувствовал себя так легко, покачал головой и медленно произнес:
— Ни-че-го.
Развернулся и, не обращая внимания на взгляд, прожигающий спину, молча покинул кабинет.
Вернувшись в свою квартиру четыре дня назад, я действительно ничего не хотел. Слышать. Видеть. Чувствовать. И только остыв, вдруг понял, что меня задевает лишь сам факт предательства.
Я не понимал, чего внутри было больше: злости от того, что проиграл, униженного самолюбия или реальной боли от потери девушки, которую должен любить.
Упав на кровать, я пялился в небо, стараясь выкинуть из сердца все лишнее, чтобы найти тот самый, верный ответ. А оно вдруг нарисовало другой образ. О котором, барахтаясь в своей разбитой мужской гордости, я совсем забыл. Образ девушки, которую сам случайно обидел.
А ведь она откуда-то узнала. И просто хотела меня предупредить. И тогда я впервые взял в руки белый конверт…
Не доходя до своей комнаты, я остановился. Развернулся и медленно шагнул в пустую напротив, когда-то принадлежащую брату.
«Если они встречались, должны же о ней хоть какие-то упоминания остаться, — подумал я. — Почему за то время, пока они были вместе, никто из нас ничего не знал?»
«А ты хоть раз спрашивал, придурок?» — подсказал собственный разум. Фиговый из меня вышел старший брат.
Я огляделся. Все здесь было также, как несколько лет назад, разве что комната без хозяина опустела. Пробковая доска на стене была истыкана кнопками, но на них ничего не висело. На полках скопился слой пыли.
Я открыл верхний ящик письменного стола, принявшись рыться внутри. Тетради, журналы, записки. Пролистывая, откладывал их в сторону до тех пор, пока среди бумажек не натолкнулся на папку, внутри которой лежали фотографии. Я присел на кровать, рассматривая. На фото была она — Диана. И мой брат. А еще они были вместе.
— Ты любил ее…
Несмотря на то, что до сих пор не отпустил, я улыбнулся, впервые задумавшись, видит ли он меня оттуда. Если да, ему наверняка весело от того, в какую задницу я себя загнал.
Я перевернул фотокарточку, на обороте которой скакали строчки размашистым почерком: «Люби, жизнь коротка. Не сдерживайся, ладно?»
Он словно стоял рядом, говоря это. А потом я поднял взгляд, уткнувшись в пустоту комнаты, и реальность ударила в грудь.
Мой брат мертв.
И почему-то сейчас сильнее всего казалось, что я его подвел.
Сложив фото, я убрал фотографии обратно в ящик, встал, но когда собирался закрыть дверь, на глаза попалась стоящая у стены шпага.
И одна совершенно безумная мысль пришла в голову.
Глава 44. А если никто не узнает?
Хуже ошибки фехтовальщика только ошибка сапера. Примерно так обычно говорит мой тренер. Техника, стратегия, тактика — все почти как на войне. Только сабли не заточены. И наконечником шпаги никого не проколоть.
А жаль…
— Ты должна биться так, будто от этого по-настоящему зависит твоя жизнь!
— Я и бьюсь.
— В облаках ты, Солнцева, летаешь, а не бьешься, — выругался он, закрывая оборудование в шкафчик. На улице стемнело. И почти все зал покинули. Остались лишь некоторые студенты, оплачивающие дополнительные часы занятий, да я. — У нас новичек. Перешел из другой команды. Покажи ему пока тренировочный бой. А я сейчас подойду.
Я кивнула и, погнув ботинком шпагу, чтобы чуть поправить, вернулась в зал.
Новичок стоял поодаль от других, кончиком шпаги, упираясь в ковер, словно хотел на нее облокотиться.
— Эй, — крикнула я. — Не советую так делать.
Он обернулся. Это был парень. Высокий, стройный, с длинными ногами и узкими бедрами. Вот только симпатичный ли, я не видела. На лице его была плотная маска.
Тренер конечно часто бурчал, что надо быть готовой к тому, что соперники будут выше и крупнее меня, но не до такой же степени.
Я бросила взгляд на то, что в его руке. Рапира.
Прекрасно.
В рапире мне здесь нет равных. Среди девушек по крайней мере. Посмотрим кто кого.
Заменив оружие, я встала напротив. Не говоря ни слова, он сделал шаг назад, восстанавливая между нами расстояние в боевой стойке.
Да что это вообще за стойка такая? Как будто ему было лень даже встать нормально.
Я ухмыльнулась. Если он собирается заниматься здесь, из него эту самодовольную дурь быстро выбьют.
Вытянув руку, я сосредоточилась на кончике клинка, измеряя между нами расстояние. Оценивая, под каким углом подобраться. Руки у него длинные — достать будет тяжело. Видимо, тренер решил меня с небес спустить. «Слишком самоуверенна ты, в последнее время, Диана. А это верная примета к поражению». Ничего у него не выйдет.
Я первая сделала выпад, рассчитывая нанести укол в грудь. Новичок отступил, закрываясь. Скорость у него не страдала. Но поза, боже, что это за поза такая вообще?
Откуда он? Из какой фехтовальной школы?
Я сделала пару шажков вперед, обманчиво приближаясь, специально сокращая между нами расстояние, но что-то было не так. Впервые стоящий передо мной противник не собирался нападать.
Думает, раз я меньше, не смогу его уделать?
Насмехается? Мол давай, рыпайся.
Злость застила глаза. Все, что я видела — белый корпус напротив и рапиру, рассекающую воздух. Как танец. Завораживающий. Безумный. Когда-то он мог быть смертельным.
Я наступала, загоняя его все дальше к концу дорожки. Эмоционально выталкивая прочь. Нападая, атакуя. Быстрее, чем скорость звука.
