class="p1">— Надеюсь, нет.
Официантка поставила передо мной большую чашку капучино с корицей и кусочек вишневого пирога. А перед Севером черный кофе.
— Значит, ты тоже занимался фехтованием? — спросила я, помешивая ложечкой пышную пенку.
— Совсем немного, — ответил он. — Я, как и брат, начинал у твоего тренера. Так что… можешь считать его моим сообщником.
Я против воли нахмурилась.
— Северов, ты заставишь перестать верить во все человечество. — Вышло слишком едко, но мне не хотелось смягчать, ведь он сам разрешил задавать ему любые вопросы. — Скажи, остались ли в этом мире люди, которых ты не смог бы купить?
Он откинулся на спинку стула, не спуская с меня глаз.
— Ты ошибаешься, — ответил совершенно спокойно. — Большинству плевать на деньги.
— А на что не плевать?
— Уважение. Валюта гораздо труднее зарабатываемая. А твой тренер меня знает с тех лет, с каких я сам себя плохо помню.
— Видел бы он тебя в момент нашего поединка, — не скрывая улыбки, произнесла я. — Устыдился бы.
— Да ладно, — отмахнулся Север. — Для того, кто не занимался почти тринадцать лет я был не плох.
— Снова себя нахваливаешь?
— От тебя ведь не дождешься.
Я покачала головой, поболтав ложкой в собственном кофе.
— Привык, что тебя все любят?
— Считаешь такое возможно?
— А разве нет? Посмотри на себя. Если не восхищаются, то завидуют. Если не завидуют, то уважают. Если не уважают, то боятся.
Север ухмыльнулся.
— А тебе не приходило в голову, какова цена? Разве ты сама не считала пару недель назад, что все это просто свалилось мне на голову?
— Разве не этого ты добивался? — парировала я. — Чтобы все выглядело именно так?
— Возможно, — пожал он плечами. — Но вряд ли кто-то в академии представляет, чего все это стоит.
Я не сдержалась:
— И чего же?
— Одиночества.
Мы замолчали.
Даже люди в кафе как будто притихли, ожидая от кого-то из нас нового хода. И почему мне казалось, что я проиграла эту партию?
Я глубоко вздохнула, набираясь смелости.
— Почему? — спросила неуверенно. — Почему ты рассказываешь об этом именно мне?
Я думала он переведёт тему или просто отшутится, но Виктор ответил максимально прямо:
— Меня восхитила твоя преданность. Это качество, которое в наше время очень сложно встретить. А еще не безразличие. Ты так отчаянно пыталась дорваться до правды с этими карточками…
— Простое любопытство, — пробурчала я, опустив взгляд.
— Предупредить на балу, наплевав на последствия…
— Мне просто стало тебя жаль.
Север замер на секунду, а потом вдруг склонил голову в своей привычной манере. Он всегда делал так, когда не верил тому, что ему говорили.
— Не правда.
Его тон был мягким, но я точно чувствовала, что все же смогла задеть его. Это была маленькая колкая месть. Одна из сотен, о которых я мечтала, лежа вечером в постели. Но сейчас она не приносила желаемого удовольствия.
— Просто ты не могла поступить иначе.
— С чего ты взял?
— Потому что сам бы сделал в точности также.
Я отвернулась.
Слова с его губ срывались редко, но подстрелить умели в самое сердце. Ведь он подбирался к душе всегда слишком близко. Ближе, чем позволяют правила приличия. И наша то-ли-дружба, то-ли-война.
И пора было с этим кончать.
— Хочешь сказать, мы похожи? — нахмурилась я. — Нет, Север. Ни грамма. Так что пусть все между нами останется как прежде.
— Ты ведь сама знаешь... — Он снова сел прямо, положив локоть на стол, довольно улыбнувшись. — Ничего уже не будет «как прежде», тебе придется жить с тем «как есть».
Я все больше понимала, что наш разговор сворачивает куда-то не туда. К тому же, в плотном костюме успела вспотеть, а время на часах критически приближалось к отметке в десять вечера.
Я встала, слишком громко царапнув по деревянному полу стулом.
— Мне пора обратно… в академию.
— Я отвезу.
Тоже поднявшись, он полез в задний карман за портмоне, положил в счет на столе несколько купюр и застегнул куртку.
— Не нужно. Я возьму такси.
— В моей машине осталась твоя рапира. Не дури.
«Сашина рапира», — мысленно поправила я, вдруг подумав о том, что бы он сказал, узнав. А почувствовав?
Было очевидно, несмотря на то, что мы старались держаться на расстоянии, даже это не спасало. Ведь порою глаза касаются так, как никогда не прикоснутся руки. И это пугало.
Потому что его прежняя неприязнь трансформировалась в кое-что иное. Более извращенное. И каждый раз, стоило моим щекам вспыхнуть, его взгляд менялся. Становясь по лисьи лукавым. Вот только для него это не более, чем игра. Именно так богатые мальчики развлекаются, когда скучно. И я знала, нельзя об этом забывать.
Обратно мы ехали молча.
Север остановился в тени, недалеко от общежития.
— Спасибо, что подвез, и за рапиру, — скомкано попрощалась я и когда уже хотела выйти, он вдруг остановил.
— Постой. У тебя тут…
Медленно, не отрывая взгляда, он облизал кончик большого пальца. А потом также осторожно, словно гипнотизируя, коснулся моего лица и, взяв за подбородок, одним резким жестом провел пальцем по моей нижней губе.
Мне показалось, я не дрожала так еще никогда, так и застыв с приоткрытым ртом. Сотни крошечных мурашек пробежали по телу, словно кто-то влил в вены искрящуюся минералку.
— ... вишня, — хрипло договорил он.
Глаза Севера в свете фонарей напоминали расплавленное серебро, словно сама луна отсыпала ему своего света. В этот момент я подумала, что все в нем напоминает белый олеандр — смертельно опасный цветок, к которому лучше не притрагиваться, но который, как это всегда бывает, притягивает своей красотой. Красотой, заманивающей в капкан.
Хотелось рассмеяться. Хотелось закричать. Вот только я забыла, как дышать.
Так и не проронив ни слова, вышла из сверкающего Астон Мартина, осторожно закрыв дверь, и пока
