отвечает девчушка и уже с наездом продолжает: — Ты же обещал. Не помнишь уже, что ли?
Губы мои сами по себе расползаются в идиотской улыбке. До чего же она забавная.
Я не выдерживаю. Протягиваю руки и осторожно обнимаю Алису, как хрупкую вазу, боясь раздавить. Прижимаю ее к своей груди и поднимаюсь на ноги, держа ее на руках. Смотрю на нее молча, ощущая как по телу разливается тепло. Теперь я готов распустить сопли от того, что могу прикоснуться к ней, почувствовать частичку себя. Пускай и через пять долгих лет.
Наверное, так было нужно. Неспроста же нам с Юлей пришлось пройти такой сложный путь, чтобы в конечном итоге я мог понять значимость таких вот прикосновений. Но было бы несправедливо, если бы наша встреча затянулась еще на неопределенный срок. Я и так упустил столько всего за эти пять лет: не одарил любовью и заботой Юлю, не увидел у Алисы первый зубик, не услышал первое слово, не поддержал ее, когда она делала свой первый шаг, и позволил ей называть своим "папой" другого человека. Я столько всего не смог сделать...
— Я готов, Лисичка. С тобой хоть на край света, — полушепотом проговариваю я, ища глазами Юлю. Ее взгляд заметно смягчился, он поблескивает от стоявших в них слез. — Ну, а ты, Юль... Ты готова отправиться на "Мандивы" с нами?
Юля судорожно расправляет ладонями края своей летней юбки и не спеша подходит к нам. С каждым шагом мое сердце стучит все более нервно.
Знать бы что у нее в голове, чтобы не рассчитывать на большее, ведь я не могу довольствоваться малым.
— Какая же ты все-таки вымогательница, — произносит она с напускной строгостью, потискав дочку за щеку. — И в кого ты такая растешь у меня?
— У нас, — на выдохе случайно поправляю, отчего Юля едва заметно вздрагивает.
Она такая нежная, немного замученная и лицо у нее слегка опухшее от выплаканных слез. Она плакала совсем недавно и сейчас ее глаза затопляют слезы, но эти слезы другие, причина, уверен, другая.
Юля кивает, но как-то неуверенно, а я вдруг осознаю, что мне и этого достаточно. Я готов довольствоваться малым, но никогда не перестану рассчитывать на большее. Как бы судьба наша в дальнейшем ни сложилась...
— Я готова, только для начала надо бы тут прибраться. Тут же как после урагана, — с растущей улыбкой на устах тихонько отмечает.
— Ес-с! И Пирата с собой возьмем! — на радостях выкрикивает Алиса, вцепившись в мои плечи. — Интересно, а ему нужно будет покупать отдельный билет в самолет?
— Для такого уродца нужно будет покупать отдельный самолет, он же всех распугает своим видом, — хихикает Юля, а затем, не сводя с меня многообещающего взгляда, строгим тоном наставляет: — Лис, сходи-ка проверь, как там Пират. Нам с дядей Владом нужно обсудить кое что.
Мне не очень понравилось то, как Юля выделила слово "дядя". Оно напомнило мне, что я здесь чужак, лишний.
Ощущая как кошки скребут меня изнутри, я опускаю дочь на пол, а та бежит в гостиную и плюхается на плюшевого мишку со всего разбега. Некоторые швы на нем расходятся и из отверстий в воздух поднимается синтепух, который через мгновение опускается на голову и плечи Алисы, отчего она становится похожа на маленькое облачко.
Пока Юля не ушла в себя, я без каких-либо пауз решительно беру ее ладонь в свою, перебираю тонкие пальцы, ощущая их тепло и мелкую дрожь в костяшках.
— Прости меня, Юль, — говорю, скорчившись, как от боли, прижимаю ее напряженную ладонь к солнечному сплетению. Кажется, что сейчас мне прилетит очередная пощечина. И я готов к ней. Я заслуживаю сотни тысяч пощечин. — Понимаю, что просить прощения — слишком мало, мне предстоит долгая и изнурительная работа над тем, чтобы попытаться завоевать твое доверие и расположить к себе Алису, если ты конечно позволишь, я ведь только сегодня...
— Я знаю. Все знаю уже, и про кольцо, и про Бобби, и про то ненавистное сообщение, отправленное Артемом, — перебивает она, с теплотой, с явным сожалением заглянув в мои глаза. А я непонимающе смотрю на нее, бегая зрачками по любимому лицу. — Твой отец нашел меня с утра и все рассказал перед тем, как поехать к тебе. Боже, я ведь даже не думала, что все так... Какие же мы дураки с тобой... — гнусавит, после чего утыкается своим лбом в мое плечо и я окончательно раскисаю, заключив ее в объятия. Тогда сердечный ритм мой выравнивается и утраченное пять лет назад равновесие по капле возвращается ко мне.
— Дураки — не то слово, — осипши соглашаюсь я, вжимая губы в ее макушку, — но...
Юля протестующим жестом взмахивает рукой и мотает головой, не давая мне закончить свою мысль.
— Ладно ты, — выдыхает страдальческий полустон, преисполненный горечью, и возвращает взгляд на меня. — У тебя ведь эта чертова амнезия, но мне-то ничего не мешало подойти к тебе и хотя бы просто поинтересоваться, что с тобой случилось. В конце концов, я могла узнать у тебя причину, по которой ты решил расстаться со мной так спонтанно. Я имела на это право! — выговаривает тоном легкой укоризны, отчего внутри все сжимается и дребезжит каждая клетка.
— Прекрати, ты не имеешь право винить себя ни в чем, — переубеждаю.
— Помолчи! — снова протестует она.
Юля старается подавить свои слезы, а я на свистящем выдохе глаза прикрываю и молчком слушаю всю ту боль, с которой ей приходилось изо дня в день жить, потому что она не остановится, пока не выговорится полностью.
— Но вместо этого я бездействовала, несмотря на то, что чувствовала, что с тобой что-то не так. Я все не могла понять, почему ты так хладнокровно отнесся к тому, что я работаю на тебя. Не могла поверить, что после всего того, что между нами было, ты смотрел на меня... как-то обычно, как на всех. Ты не чувствовал за собой ни капли угрызения совести.
Разлепляю веки. В глаза бросается одинокая слезинка, скатывающаяся по Юлиной щеке. Я отслеживаю ее путь, а потом подушечкой большого пальца стираю с ее лица эти следы прошлого.
— Это и было странным, потому что тот Влад, которого я знала, никогда не был таким отчужденным и хладнокровным, — Юля осекается, для того чтобы еле слышно
