семьи.
Помню, мы не умолкали ни на минуту, потому что по большому счету нам было не важно, где мы находимся. Главное, что мы были вместе.
Мы не успевали наслаждаться прекрасными видами побережья, поскольку днем мы были увлечены общением друг с другом. А ночью, когда Алиска засыпала, море было не таким теплым и песок не таким обжигающим, как наши с Юлей объятия и прикосновения. И двух недель нам было ничтожно мало, поэтому мы пообещали друг другу, что обязательно вернемся сюда вновь.
А спустя год, когда наша связь настолько окрепла, когда все тайны раскрыты, а грехи искуплены и чувства не знают границ, мы можем спокойно лежать на берегу Аравийского моря, наслаждаться умиротворением и думать только о том, чем заняться завтра: снорклингом или бездельем на пляже, где поблизости нет никого, кроме нас.
Продолжаю созерцать и любоваться волнами, что мягко набегают на берег. Я вслушиваюсь в мелодию раскаленного ветра, свистящего в ушах, пока...
— Может, уже пора? Вечер же уже, — нетерпеливо произносит красная как рак Алиса, сидящая в шезлонге слева от меня и с ног до головы укутанная в полотенце, потому что кое-кто сегодня не слушался родителей и сгорел на солнце так, что волдыри будут обеспечены даже там, где их быть не должно.
— Нет, Лисичка. Подожди, солнце еще не зашло, — беспечно отвечает Юля, лежа на животе справа от меня.
Открываю один глаз. Осматриваюсь по сторонам. Девчонки лежат себе преспокойно, а нутро мое начинает страшно зудить, потому что я не в курсе того, о чем они говорят. Подозрительно как-то все это.
Проходит минута.
— А теперь? Там краешек остался.
— Еще нет. Краешка не должно быть видно вообще.
Проходит еще две минуты, за которые Алиса уже вся извелась, гипнотизируя солнце, которому остается считанные сантиметры, чтобы полностью скрыться за горизонтом.
— Ну а сейчас?
Юля переворачивается набок, окидывает взглядом бескрайние просторы побережья.
— Ладно, идем за лопатой, — наставляет она.
Подрываюсь с шезлонга.
— Что тут происходит? Зачем вам лопата понадобилась на ночь глядя? — задаюсь я вопросом, поглядывая то на Юлю, то на дочь. — Признавайтесь, вы плетете какой-то заговор против меня? Закопать меня тут хотите?
Жена с дочкой переглядываются, а вид у обеих такой подозрительный, словно точно что-то замышляют.
— Почти угадал, — хитро отвечает Юля, зазывая жестом Алису.
— Пап, посиди пока тут, за нами не ходи, — грозит мне пальцем дочь.
Юля оставляет поцелуй на моей щеке и, взяв Алису за ручку, уходит в сторону виллы. Вприпрыжку.
Смотрю на четвертый шезлонг, занятый плюшевым медведем, который за свою короткую жизнь пережил столько всего, что я удивляюсь как Алиса не боится оставаться с ним в одной комнате ночью. Это ж натуральный монстр. Наша кошка до сих пор становится на дыбы, когда он попадается ей на глаза.
Алиса редко когда расстается с Пиратом, а другие игрушки вообще не воспринимает. В прошлую поездку нам серьезно пришлось бороться за его жизнь, ведь Алиса умудрилась искупать его в море, но мы и в тот раз выходили плюшевого уродца, несмотря на то что он существенно похудел и потерял свою былую форму.
И видимо только он теперь может составить мне компанию, раз девчонки решили оставить меня в гордом одиночестве.
— Ну что, Пират, искупаемся? Или ты пас в этот раз? — усмехаюсь. — Во, дурак. Уже с медведями разговариваю.
Решаю сходить в море и перед ужином нагулять аппетит. Одной ногой заступаю в парную воду и слышу голос дочери, доносящийся ветром до слуха:
— Пап-пап, а ты не видел лопату? Мама не может ее найти. Она попросила передать, что дело не терпит отлагательств. Вопрос особой важности.
Запыхалась, пока бежала до меня.
Алиса не сразу начала называть меня папой. Не потому что не воспринимала меня, нет. Это было делом привычки. Она привыкла называть меня дядей Владом, но тот день, когда она впервые назвала меня своим папой, я не забуду никогда. Тогда я отвозил Алису в садик один и вместе с ней зашел в группу.
— Знакомьтесь, это мой папа! Он самый лучший папа на всем белом свете! — держа меня за руку, торжественно она заявила своей воспитательнице.
Такого внутреннего эмоционального всплеска я не ощущал за всю свою жизнь, и, признаться, даже растрогался от счастья, распугав тем самым воспиталок.
С тех пор я гордо ношу звание "самого лучшего папы на всем белом свете" по версии Северовой Алисы Владиславовны.
Ловлю ее за руки и уже по традиции сажаю себе на плечи. В море захожу вместе с ней по пояс. Алиса радостно гогочет, пальцами цепляясь за мои волосы.
— Ответишь, зачем лопата понадобилась — скажу где она. А нет, тогда не жди пощады, — нарочито серьезно проговариваю, окунаясь по плечи и ощущая как ручки Алисы уже сдавливают мне горло от силы ее захвата.
Ну вот, а днем она была такой храброй, когда просилась подплыть к буйкам.
— Держи меня крепче, пап, — визжит она мне в ухо, когда я принимаюсь плыть к буям.
— Никогда не отпущу тебя. Веришь мне?
— Верю! — заверяет и обнимает меня. Для меня ее объятия — лучшее место.
Мы доплываем до буйков, где Алиса отмечает для себя, что особой разницы в море до буев и за их пределами вообще не видит, после чего мы отправляемся на берег.
— Мама просила пока не говорить тебе для чего нам лопата, — говорит она, клацая зубами. — Это секрет.
Выйдя на сушу, я беру с шезлонга полотенце, обтираю, кутаю дочь в другое.
— Что еще за секреты, я не понял? А ну, пойдем устроим маме очную ставку.
Юлю я нахожу в подвале нашей виллы, где хранится инвентарь для обслуживающего персонала, которого почему-то нигде не видать было. Жена моя роется в какой-то глубокой корзине и пыхтит при этом как паровоз.
— Да где же она? — ворчит Юля, еще не подозревая, что я наблюдаю за ней.
Зависаю на короткий миг, чтобы полюбоваться ею лишний раз.
Совершенна. Абсолютно во всем. Даже то, как она ругается, я нахожу притягательным до чертиков.
— Ну и? — руками обвиваю ее талию со спины, отчего Юля испуганно подпрыгивает на месте, ухватившись за сердце. — Признавайся, чего удумала? Кого закапывать будем? Адвокату звонить или без него обойдемся? Я не знаю мальдивский язык, и какие законы здесь тоже особо не знаю, поэтому
