кивает в сторону выхода.
— Пошли.
Он направляется ко мне, затем его теплая рука находит мою поясницу, и он направляет меня к коридору.
Я пытаюсь игнорировать покалывание, которое возникает при его прикосновении.
— Что мы делаем?
— Собираемся найти твою сестру. Она отвлекает тебя от твоей преданности мне.
— Ты мой синий карандаш, тот, кого мне никогда не хватает, тот, которым я раскрашиваю свое небо.
— А.Р. Ашер
— Да, достань мне все, что у нас есть на Франческу Хайленд.
— Сию минуту, хозяин.
Завершая разговор с Обри, я открываю дверь в свой кабинет и отхожу в сторону, пропуская Эмми. Только когда она переступает порог, и ее плечо задевает мою грудь, я понимаю, что, черт возьми, я делаю — впервые в жизни держу дверь открытой для женщины — и я чертыхаюсь от этого.
Она задерживается перед моим столом, проводя рукой по одному из двух кожаных сидений. Пробираясь на противоположную сторону, я наблюдаю за ней, пока расстегиваю запонки и закатываю рукава.
Так вот настоящая причина, по которой она здесь. Или была. Я бросаю взгляд на ее черный шарф, и меня охватывает удовлетворение. Теперь это не единственная ее причина.
Мои глаза сужаются, когда я смотрю на нее, обдумывая это.
— Мы не связывались с тобой.
Она качает головой, хотя это был не вопрос.
— Для начала, откуда у тебя наш номер? Это не то, что мы раздаем всем подряд.
Я опускаюсь в свое кресло, откидываюсь на спинку и вытягиваю ноги.
Она прикусывает щеку, садясь напротив меня.
— Моя сестра.
— Не такая уж она и преданная, не так ли?
— Нет. Все было не так.
Она вздыхает и отводит взгляд как раз в тот момент, когда на столе звонит телефон.
Я нажимаю кнопку громкой связи.
— Говори.
— Хозяин, у нас нет никаких записей о Франческе Хайленд.
Я потираю нижнюю часть подбородка, бросаю взгляд на Эмми.
— Ты уверена в этом?
— Уверенна. Вы можете проверить сами, но… — ее слова замирают, и у меня сводит челюсть.
Записи хранятся в доме напротив. Чтобы добраться туда, мне пришлось бы пройти через широкую, залитую солнцем лужайку, что не совсем входит в число моих дел.
— Спасибо, Обри.
Вешая трубку, я откидываюсь на спинку кресла и наклоняю подбородок. Лоб Эмми сморщен в замешательстве, ее голова трясется. Обри эффективна. Если бы это было не так, я бы не стал на нее полагаться.
— Ну, мышка. Похоже, ты совершила ошибку, изменившую твою жизнь.
— Это не ошибка, — ее голос звучит уверенно, но в глазах мелькает сомнение. — Я видела ее имя в журнале регистрации в спа.
Я кладу руки на подлокотники и жду, когда она объяснит.
— Ну, не совсем. Это было просто имя, и я предполагаю, что оно довольно распространенное. Но все же, это не может быть ошибкой. Я слышала ее. Моя сестра разговаривала по телефону со Стеллой в тот день, когда она уехала.
— Как ты думаешь, что именно ты слышала?
Она вздыхает и глубже погружается в кресло.
— Я как раз возвращался из, эм… визита к соседке, — она отводит глаза, и моя рука сжимается в кулак, когда в моем сознании появляется фотография парня с татуировками, — когда я увидела Фрэнки через окно трейлера. Она переписывала номер со своей ладони на дно комода. Я обошла фургон сзади и начала заходить внутрь, но потом услышала ее через приоткрытую дверь. Это было странно. Она была тихой и скрытной — совсем не такой, как обычно.
Когда Эмми делает паузу, чтобы провести языком по нижней губе, я стискиваю зубы. Этот разговор был бы гораздо менее отвлекающим, если бы она просто сидела неподвижно.
— Она сказала, что будет готова начать прямо сейчас, что для нее большая честь получить приглашение. Она также упомянула контракт и что-то о конфиденциальности. Затем она ушла в ту же ночь. Я ждала от нее вестей, и когда прошло несколько месяцев без единого слова, я позвонила по номеру, который был записан на дне её комода… Ответила Стелла.
Она пожимает плечами.
— Остальное ты знаешь.
Откидываясь на спинку кресла, я обдумываю ее слова.
— Так вот почему ты плакала на своей фотографии.
— О нет. — Она ковыряется в своих ногтях, чего я никогда не наблюдал за ней до сих пор. — Ты это видел? Я, эм… мы с мамой не совсем близки. Я пыталась поговорить с ней о том, чтобы найти Фрэнки, убедиться, что с ней все в порядке. Все прошло не так хорошо, вот и все.
Ее мать. Я отслеживаю движения Эмми, то, как она потирает шею, затем одергивает низ платья и сглатывает. Я хочу знать, почему эта женщина вызывает у нее такой дискомфорт. Я хочу знать, что сделала мать Эмми, чтобы она так реагировала при малейшем упоминании о ней.
Воротник рубашки сдавливает шею, она чертовски чешется, когда я понимаю, что хочу знать все. Кем она была до того, как пришла ко мне. Кем она хочет быть сейчас.
Я не буду настаивать. Когда она отдаст мне эти части себя, это будет добровольно. В конце концов, она скажет мне.
В конце концов, она отдаст мне все.
Протягивая руку, я расстегиваю несколько верхних пуговиц на рубашке, но это не приносит нужного облегчения. Мне жарко везде, и почему, черт возьми, мой стол такой широкий? Она как будто в другой комнате от меня. Сдерживая рычание, я позволяю своему взгляду скользнуть по изгибам её тела. Частям, которые я могу видеть, касаться. Единственные части, которые должны занимать мой разум.
Ее гладкая кожа просит, чтобы ее погладили, заставляя мои пальцы обвиться вокруг подлокотника кресла. Черты ее лица округлые, мягкие, и я разочарован тем, что россыпь веснушек отсюда едва заметна. Когда я снова нахожу ее глаза, они блестят. Я прищуриваюсь, что-то неприятное разгорается все жарче в груди с каждым мгновением, когда я наблюдаю за ней. Я не знаю, когда, черт возьми, мое внимание снова переключилось на ее лицо, но, блять, я совру, если скажу, что мне не больно отводить взгляд.
Раздражение сжимает вены. Мерфи будет здесь меньше чем через двадцать четыре часа, и, скорее всего, не один. И так как Эмми, блять, парализовала мою способность действовать в одиночку, у нее тоже нет времени на все это дерьмо.
Отрывая от нее взгляд, я провожу ладонью по подбородку и вместо этого смотрю
