с семьей, и медленно кивает головой.
– Конечно.
Усаживаясь на шикарные черные бархатные стулья, он удивляет меня, когда заговаривает первым.
– Сначала я хочу знать, что она тебе рассказала. Не пойми меня неправильно, ты мне нравишься и всё такое, но я не собираюсь разглашать подробности, которыми она может поделиться.
Я киваю.
– Справедливо. Я знаю, что они придурки, я знаю, что они не хотят иметь ничего общего ни с нами, ни с детьми, когда они появятся на свет, и я знаю, что они не одобряют этот брак, – я делаю ещё один глоток пива. – Я также знаю, что они запирали её в спальне на несколько часов подряд, чтобы она не выходила на улицу и продолжала учиться последние два года перед тем, как уехать в колледж. Она сказала, что к тому времени ты уже не жил с ними.
– Да, именно так. Клянусь, я ничего не знал, пока, может быть, два года назад Кейт не выпила слишком много новогодней ночью и не выложила мне всё, – он морщится. – Они были добрее ко мне, но я не планировал становиться юристом.
– Они пытаются саботировать её карьеру, прекращая контакты с Марком Престоном и их семейным бизнесом, – говорю я.
Можно подумать, я только что сказал ему, что сегодня вечером будет темно, по тому, как Истон без удивления откинулся на спинку стула.
– Позволь мне рассказать тебе кое–что о моих родителях, Дженсен. Их мало что волнует, кроме их фирмы и репутации, и они оба работают рука об руку. Круги, в которых они вращаются, и люди, с которыми они общаются, такие же холодные и расчетливые, как и они сами. Тебе никогда не переубедить их, если они приняли решение, – он указывает на меня. – И они решили, что ты не подходишь для их дочери, и рождение детей тоже не идет на пользу её карьере. Полная чушь, очевидно, но всё, что я хочу сказать, это то, что они начали прерывать контакты и общение со своей дочерью.
– Потому что я не подхожу?
– Да. Том был для них приемлемым, потому что соответствовал тому образу, который они хотели бы создать, а не потому, что они заботились о нём. И он вряд ли стал бы врываться в их кабинет и излагать им суровую правду.
– Ты знаешь об этом?
Он ухмыляется.
– О, да. Мама была в ярости.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки так сильно, что чуть не до крови.
– Теперь моя очередь. Позволь мне рассказать тебе кое–что о себе, Истон. С тех пор как я познакомился с твоей сестрой, я постепенно влюблялся в неё, хотел я признавать это или нет. Моя одержимость ею реальна, и я подожгу этот гребаный мир, чтобы защитить её любой ценой. Я сожгу себя дотла, если такова цена безопасности для неё и наших детей. Так что, чёрт возьми, я не позволю им втоптать имя Кейт в грязь. Изменят они своё мнение обо мне и нашем браке или нет, это действительно не имеет значения. Моя жена никогда больше не прольет ни слезинки из–за них. Точка.
Истон проводит ладонью по губам.
– Как бы то ни было, я думаю, что ты – лучшее, что когда–либо случалось с ней.
Положив руку ему на плечо, я оставляю недопитое пиво на столе и встаю.
– Твоё здоровье, братан, и добро пожаловать в семью. Я бы с удовольствием остался и разговаривал с тобой всю ночь, но прямо сейчас мне нужно кое о чем позаботиться.
Он поднимает руку, явно не желая больше никаких подробностей о том, как я планирую проникнуть внутрь его сестры в ближайшие пять минут.
КЕЙТ
ДЖЕЙ ДЖЕЙ
«Зайди в соседнюю дверь.»
Оглядывая комнату, наполненную близкими людьми, я замечаю отсутствие одного: моего мужа.
Я
«В соседнюю комнату?»
ДЖЕЙ ДЖЕЙ
«Да, принцесса. Просто ускользни и никому не говори, куда идешь.»
Я
«Всё ещё чертовски властный, ты в курсе?»
ДЖЕЙ ДЖЕЙ
«Скажи мне, с чем из этого у тебя проблема...»
Ни с чем из этого.
Волнение охватывает меня, когда я быстро выскальзываю из одной из двух дверей в коридор отеля. Рискнув заглянуть в комнату слева, я поворачиваю металлическую ручку и открываю дверь.
Комната пуста, и меня пробирает легкий озноб, холодный воздух Банфа проник в темное пространство. Стулья и столы расставлены штабелями, но справа от меня возвышается сцена, что наводит меня на мысль, что отель использует это место для выступлений.
– Принцесса.
Откидывая волосы в сторону, я даже не вздрагиваю, когда мой муж целует меня в шею. Вместо этого мурашки бегут по моим рукам и по каждому дюйму кожи.
Он разворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к нему, и в его карих глазах светится нечто большее, чем просто похоть...потребность, отчаяние. Преданность.
Взяв меня за руку, он ведет меня к сцене, а затем поднимает на руки, что не так уж и сложно, учитывая мой рост, и усаживает меня на край. Я откидываюсь назад, опираясь на локти, когда он поднимает мои ноги, широко раздвигая меня.
Не говоря ни слова и не сводя с меня глаз, он поднимает юбку моего платья и облизывает губы, когда лунный свет проникает в окна, позволяя ему разглядеть мои белые кружевные стринги, чулки и светло–голубую подвязку.
Просунув пальцы сквозь бретельки, он стягивает мои стринги, но при этом следит за тем, чтобы чулки и подвязка оставались на месте.
– Твоя киска сияет в лунном свете для меня, принцесса. Ты отчаянно нуждаешься в моём языке?
Я киваю и хнычу одновременно.
Он отходит на пару шагов вправо, и тогда я вижу это: кусок свадебного торта, который мы разрезали ранее, с горкой ванильного сливочного крема.
Проводя пальцами по глазури, он опускается передо мной на колени.
– Шире для меня, принцесса, но убедись, что тебе по–прежнему удобно. Возможно, я задержусь ненадолго.
Накатывает жар, и, клянусь, я чувствую, как по телу разливается возбуждение. Отталкиваясь ногами от края сцены, я раздвигаюсь так широко, как только могу.
– Поскольку Джон настоял на торте, я думаю, будет справедливо, если я съем его со своей любимой тарелки.
Он размазывает глазурь по внутренней стороне моих бедер, проводя пальцами до клитора. От этого ощущения мне хочется закричать, но я прикусываю нижнюю губу.
– Всё в порядке, миссис Джонс. Можешь кричать. На
