—Последнее время ты работаешь сутками. Мы имеем то, что имеем. Больше ты ничего не найдешь.
—Неправда.
—Знаешь, первое, что на меня произвело впечатление, это твои мозги. Первоклассные мозги. Остальное тоже выше всяких похвал, но началось с мозгов. Забавно, но до встречи с тобой мне было плевать, какой коэффициент умственного развития у женщины, с которой я сплю, — как у Марии Кюри или картофеля «айдахо».
—Многие специалисты считают коэффициент умственного развития недостоверным, пригодным лишь для белых представителей среднего класса.
—Ну вот. — Он погрозил ей пальцем. — Опять факты и теории. Это меня просто убивает. Как бы то ни было, ты умная женщина, Сибил, и понимаешь: мы имеем то, что имеем.
—А еще я понимаю, что спектакль еще не окончен. И пытаюсь собрать информацию о потерянном племени из Южной Америки, которое может происходить от...
—Сибил. — Он накрыл ее ладонь своей. — Остановись.
—Как я могу остановиться? Как ты можешь об этом говорить? Черт возьми, уже четвертое июля. Прошло три часа и двенадцать минут четвертого июля. У нас почти ничего не осталось. Сегодня, завтра, следующая ночь, а потом мы отправимся в это проклятое место, и ты...
—Я тебя люблю.
Она закрыла лицо свободной рукой, силясь сдержать рыдания, но это его не остановило.
—Это для меня очень важно. Я не стремился к этому, не ждал такого удара. Мой старик говорит, что мама сделала его лучше. Я его понял, потому что ты сделала меня лучше. Я возвращаюсь к Языческому камню не ради города. Не ради Кэла, Фокса, Куин или Лейлы. Я иду туда не только ради тебя. Ради себя тоже. Мне нужно, чтобы ты это поняла. Мне нужно, чтобы ты знала.
—Я знаю. Понять — не проблема. Я могу выйти на эту поляну вместе с тобой. Но я не знаю, как буду жить без тебя.
—Я мог бы ответить какой-нибудь банальностью, вроде того, что всегда буду с тобой, но ни ты, ни я в это не поверим. Нужно посмотреть, как легла карта, и играть тем, что у тебя на руках. Вот и все.
—Я была уверена, что найду выход, найду что-нибудь. — Невидящим взглядом она смотрела в монитор. — Спасу положение.
—Похоже, это придется сделать мне. Пойдем. Пора ложиться.
Сибил встала, повернулась к нему.
—Так тихо, — прошептала она. — Четвертое июля, а никаких фейерверков.
—Пойдем наверх, устроим небольшой фейерверк, а потом будем спать.
Они спали и видели сон. Языческий камень пылал, словно печь, с неба лилась горящая кровь. Клубящаяся черная масса жгла землю, опаляла деревья.
Ей снилось, что Гейдж умер. Она сжимала его в объятиях, плакала, но Гейдж не вернулся к ней. Даже во сне горе превратило ее сердце в пепел.
Сибил больше не плакала. Не проронила ни слезинки, когда весь день пятого июля они собирали веши и готовились к сражению. Ее глаза остались сухими, когда Кэл сообщил, что в городе уже начались пожары, грабежи и насилие и что его отец, начальник полиции Хоубейкер и еще несколько человек делают все возможное, чтобы поддерживать порядок.
Все возможное уже сделано, все слова сказаны.
Поэтому утром шестого июля она взяла оружие, надела рюкзак и вместе с остальными покинула уютный дом на опушке леса и направилась к тропе, которая вела к Языческому камню.
Теперь все ей было знакомо — звуки, запахи, дорога. Больше тени, чем несколько недель назад, отметила Сибил. Больше цветов, громче поют птицы, но все остальное не изменилось. Осталось примерно таким же, как во времена Энн Хоукинс. И чувства, которые переполняли Энн, когда она покидала этот лес, покидала любимого мужчину, похожи на то, что чувствовала сама Сибил, ступая на лесную тропу.
Но, по крайней мере, она будет рядом с ним, чтобы покончить с демоном.
—Мой нож больше твоего. — Куин коснулась ножен на поясе подруги.
—У тебя не нож, а мачете.
—Все равно больше. И твоего тоже, — сказала она Лейле.
—Я выбрала колун, как в прошлый раз. Он приносит удачу. Не у всех есть такой колун.
Сибил знала: они пытаются ее отвлечь.
—Сибил. — Шепот послышался слева, из густой зеленой тени.
Она повернула голову, и сердце ее словно остановилось.
—Папа.
—Нет. — Гейдж шагнул к ней, схватил за руку. — Ты знаешь, что это не твой отец.
Гейдж выхватил пистолет, но Сибил остановила его.
—Знаю. Я знаю, что это не он. Но все равно не надо.
—Иди, обними папочку. — Призрак раскинул руки. — Давай, принцесса! Поцелуй своего папочку. — Сверкнули острые акульи зубы, послышался смех. Затем он разодрал когтями свое лицо и тело и исчез в потоке черной крови.
—Спектакль, — буркнул Фокс.
—Причем плохо поставленный. Он переигрывает. — Пожав плечами, Сибил взяла Гейджа за руку. Ее уже ничем не испугаешь. — Мы пойдем впереди, — сказала она и вместе с Гейджем возглавила маленький отряд.
Они собирались сделать привал у пруда, где утопилась юная безумная Эстер Дейл через несколько недель после того, как родила ребенка от Твисса. Но вода пузырилась кровью. На поверхность всплывали тела птиц и мелких рыб.
—Не особенно подходящая обстановка для пикника, — решил Кэл. Не отпуская плечо Куин, он наклонился и поцеловал ее в висок. — Еще десять минут, и привал. Не возражаешь?
—Я могу пройти целых три мили в день.
—Ты беременная. И не только ты.
—Мы в порядке, — успокоила его Лейла. Потом ухватилась за плечо Фокса. — Фокс.
Что-то поднималось из бурлящей воды. Голова, шея, плечи, по которым стекала кровавая жижа, туловище, бедра, ноги — на поверхности пруда, словно на каменной платформе, стояла человеческая фигура.
Эстер Дейл, выносившая семя демона, убившая себя несколько веков назад, смотрела на них дикими, безумными глазами.
—Вы родите их в муках — демонов. Вы все прокляты. Его семя холодное. Такое холодное. Дочери мои, — она раскрыла объятия. — Идите ко мне. Пощадите себя. Я ждала вас. Вот вам моя рука.
Тонкая, костлявая рука, вся в красных пятнах.
—Пойдем. — Фокс обнял Лейлу за талию, уводя за собой. — Безумие не прекращается со смертью.
—Не бросайте меня! Не оставляйте меня одну!
Куин оглянулась.
—Это она или очередной трюк Твисса?
—Она. Эстер. — Лейла не оглядывалась. Не могла. — Сомневаюсь, что Твисс способен принимать ее облик — или Энн. Женщины еще здесь, и он не может притворяться ими. Как ты думаешь, она упокоится, когда мы разделаемся с Твиссом?
—Я в это верю. — Сибил оглянулась на Эстер, которая с плачем снова погрузилась в пруд. — Она часть нас. Мы сражаемся и ради нее тоже.
Они вообще не стали делать привал. То ли это нервное напряжение, то ли адреналин, то ли печенье, которое они передавали друг другу — как бы то ни было, они не останавливались до самой поляны. Языческий камень ждал их.
