- Декрет не так долго длится, - усмехнулась Женя.
- Малич! Ты дура? Вы уже сколько вместе? Не сегодня – завтра ему надоест. И ты ни с чем останешься. А будь у тебя ребенок, он бы тебя обеспечивал!
- Ташка, а вот скажи мне. Кроме денег, что-то еще интересное есть в жизни, а?
- А тебе чего надо?
- Ну, например, любви.
- Ну здрасьте! А тебе любви мало? У тебя такой мужчина, Жека! – воскликнула Шань, мечтательно глядя на нее. – Везет же, а!
- Ты же уверена, что ему скоро надоест, - Женя подперла голову рукой. – Разве ж это любовь?
- Ну так при его возможностях сегодня можно одну любить, завтра – другую, - поучительно принялась разглагольствовать Таша. – Да и тебе не двадцать пять лет. Но ведь будет потом что вспомнить. И в твоем случае самое главное – не остаться ни с чем. Чего-то поиметь с этих отношений – это вообще дело чести. Я ж тебе по-дружески советую, а.
- А на свадьбу по-дружески придешь?
- На какую такую свадьбу? – не поняла Шань. – Я тебе дело говорю, Жека! Потом скажешь мне спасибо!
- На мою, Таш...
- Ты чё? Замуж собралась?
- Собралась.
- За кого? – опешила Таша, прижав ладошку с наманикюренными пальчиками к самому святому – к декольте.
- Ну а ты как думаешь! – деланно возмутилась Женя.
- К-как? Он что? Правда, что ли?!
- Так как, на свадьбу придешь?
- Тебе Моджеевский п-предложение сделал? – наконец сумела произнести Таша Шань более-менее вразумительно, моргнув своими нестандартными азиатскими глазами и сейчас особенно походя на всполошенную маленькую птичку.
- Ты так удивляешься, будто это совсем невероятно.
Напарница медленно кивнула. Потом охнула. Потом расплылась в улыбке. Да как завизжала, вскакивая со стула и бросаясь к Женькиному столу, чтобы немедленно ее обнять. Не успела Женя и глазом моргнуть, как ее обдали сладкие цветочные ароматы, исходившие от Ташкиных одежды и волос.
- Как же я за тебя рада, подруга! – заверещала Шань ей на ухо. – Вот это да! Вот это любовь! Бывает же на свете-то, а!!!
- Наверное, бывает, - подхватила Женя, но за визгом, стоявшим в кабинете, слышно ее было слабо. – Ташка, задушишь!
- Не задушу! – верещала ее мелкая коллега, ошалевшая от восторга.
Не иначе как на шум или по принципу «на ловца и зверь бежит» одновременно с Ташкиным возгласом дверь открылась, и в кабинете явил себя слегка подофигевший Артем Викторович, которого в стенах университета давненько никто не видел.
«В отпуске», - безапелляционно отмахивались сотрудники планового, направляя его посетителей к Женьке, на которую все же повесили обязанности замещать главного экономиста на период его отсутствия. Потому как Горбатова была женщиной строгой, но справедливой. Ну, это она о себе так говорила.
Завидев столь милую сцену, Юрага, вооруженный жестяными коробками с печеньем откуда-то из-за бугра, удивлённо улыбнулся и выдал:
- Доброе утро! По какому поводу праздник? Явно же не из-за моего возвращения.
- Дурак вы, Артем Викторович! Малич замуж выдаем! – взвизгнула Таша, почти что подпрыгнув.
- Таша, ты б таки думала, когда говоришь, - с укоризной сказала Женя, пытаясь все же высвободиться из цепких лапок Шань, и подняла глаза на Юрагу. – Здравствуйте, Артем Викторович. С возвращением вас. Как отдохнули?
Как он отдохнул, было написано у него на лице. Глядя на нее, он побледнел и уголки его губ медленно опускались. Как и руки, державшие пакеты с гостинцами. И только кончики ушей снова покраснели, как бывало обыкновенно, когда он волновался, и Женя уже очень хорошо успела это усвоить.
Однако позволить себе длительное волнение Юраге не позволяло воспитание, потому, сделав над собой видимое усилие, он наконец вернул на свою физиономию улыбку и проговорил:
- Спасибо, Евгения Андреевна, все хорошо. Вас действительно можно поздравить?
- Можно, - кивнула Женя и многозначительно посмотрела на Ташу, - только мне бы пока не хотелось, чтобы это стало достоянием нашей общественности.
- Да чтобы я?! Да никогда! – захлебнулась праведным возмущением Шань. – Ты же меня знаешь!
Юрага криво усмехнулся и опустил глаза.
- А то на свадьбу не позову! – прозвучало контрольным выстрелом.
- Совершенно не напрашиваясь, заверяю вас, что на мой счет тоже можете быть спокойны, я никому не скажу, - глухо отозвался Юрага. – Роман Романович – хорошая партия.
Женька окинула его озадаченным взглядом и удивленно спросила:
- Вы так думаете?
- Уверен, - Артем сглотнул и поднял на нее взгляд – такой странный, блестящий, будто бы его высокая температура накрыла. – Его характеризует уже тот факт, что женится он по глубокой привязанности, а не на деньгах.
- Слыхала? – многозначительно заявила Таша. – Вот как Артем Викторович у нас любовь называет!
- Таша! – снова одернула ее Женя. – Артем Викторович, хотите чаю?
- Или кофе? – встрепенулась Шань. – Видели, какую кофемашину нам Женькин Моджеевский подогнал?
- Не видел, простите, - пробормотал Артем. – И ничего не надо... но я вам тут как раз к чаю... из отпуска.
Губы его снова тронула улыбка, он прошел к Жениному столу и протянул обеим девушкам по пакету.
- Не знаю, какое вы любите... это немецкое, с корицей... Там банки смешные, с медведями.
- Я все ем! – радостно объявила Таша.
Под эту самую радостную Ташину возню с коробками Женя поблагодарила Юрагу, и тот ушел к себе.
Продолжение дня было ознаменовано запахом кофе, корицы и регулярных восхищенных вскриков напарницы, которая отчаянно пыталась держать себя в руках, но выходило это у балбески из рук вон плохо. И когда Женя выбиралась из здания на свежий воздух по окончанию работы, у нее раскалывалась голова от Ташиных восторгов, пожеланий, распиравшего ее самого праздничного настроения и рассуждений о том, что на свадьбе у Женьки и она вполне сможет подцепить какого-нибудь олигарха.
В надежде развеяться Женя решительно свернула на набережную. Тучи неожиданно расступились, и солнце явилось людям, весело поблескивая на глади моря. Предупредив Романа, что зайдет к отцу, она неторопливо шагала по разноцветным плиткам, мало что замечая вокруг.
В голове было пусто, и это обстоятельство ее скорее радовало. Если что-то еще могло ее радовать.
В реальный мир Женя вернулась у самого входа в родной двор. Вернее сказать, у двух столбов, между которыми еще совсем недавно находилась калитка. Но, видимо, она тоже не соответствовала эпохе Гунина и потому больше не наблюдалась на своем привычном месте.
Наверное, это стало последней каплей, переполнившей чашу Жениного плохого настроения, потому Антонина Васильевна, маячившая на проходе вместо калитки, вряд ли могла испортить его еще больше.
Даже когда, неодобрительно глядя на нее, пробурчала:
- О! Ты гляди-ка! И даже тропинку к родному дому не забыла, олигархша?
- Здрастье, бабТоня, - устало ответила ей Женя.
- Видала, чего твой-то сотворил, а?
- Что именно на этот раз?
- Клумбу твою все-таки расковыряли! Этого... как его... который цветы сажает и каменюки раскладывает... ну как в парках... пригласили.
- Ландшафтный дизайнер… Озеро с лебедями не выкопали?
- А я почем знаю? Гарик говорит, мужики со стройки про фонтан чего-то болтали, - отмахнулась баба Тоня, а потом ее брови вдруг подлетели вверх, и она подалась к Женьке, заговорщицки подмигнув: - Кстати, новость-то слыхала? Или тебе там в твоих хоромах уже про наших и не интересно?
- Что за новость? – спросила Женя, снова пропустив мимо ушей камень в свой огород от госпожи Пищик.
Сама же госпожа подбоченилась и даже стала казаться выше ростом, вдохновленная внезапно накатившим чувством собственной важности. Ведь кто владеет информацией, тот владеет миром, это даже бабе Тоне было известно.
- А Климов съехал! – загадочно выдала она.
- Как съехал? Куда?
- Гаричек наш! Бабу нашел себе и от родителей ушел к ней. Вчера провожали. С Москвичом и чемоданом. Так-то!
