для малыша она ещё не осознала, но он действительно был «их».
Их общий. Родной.
Гера заметил её молчание и усмехнулся.
– Да, знаю, странно звучит, но как есть.
– Это точно.
– Только не думай, что это как-то меняет то, что я к тебе чувствую. У предков может быть хоть двадцать детей, тебя я сестрой не считаю.
– А…– Надя осеклась.
Она и не думала об этом, она тоже к Гере как к брату не относилась.
– Обед закончился, мне надо поспешить.
Надя быстро собрала свои вещи, затолкав в рюкзак. Сердце вновь пустилось галопом, а воздуха отчаянно не хватало.
Гера схватил её запястье, и, как назло, между ними пробежала искра, щёлкнув обоих. Гера тихо рассмеялся.
– Видишь, даже Вселенная подает знаки.
– У меня кофта синтетическая, – парировала Надя, поправляя спавший с плеча свитер.
Взгляд Геры тут же скользнул по её шее и открытым ключицам.
– Пожелаешь мне удачи? – спросил он, резко посмотрев в глаза, и обошел стол, слегка склоняясь к ней
– Ни пуха, ни пера, – тихо пожелала и быстро пошла прочь.
Обернулась только у выхода. Гера смотрел ей вслед, держа руки в карманах. По его лицу было понятно, что он хотел.
А хотел Гера поцелуя. Её поцелуя.
Кажется, он был последний.
Надя не могла сосредоточиться на занятиях. Кое-как сдала зачет, волнуясь, что увидит Геру на перемене, но того не было.
Но почему-то облегчения Надя не испытала. Наоборот, какое-то волнение и разочарование.
Как ни крути, а Гера к своей компании её планово приучил. Даже бессмысленный разговор с девчонками не отвлекал.
Хорошо, что бабушка позвонила вовремя и перемена длинная поговорить с кем-то хотелось.
– Я твоей маме звонила, – рассказывала бабушка, – голос мне её не понравился, да и резкая какая-то, вы там в порядке?
Надя прикусила губу, отойдя на лестницу к окну. Мама умоляла ни с кем не обсуждать её состояние.
– Нормально, – уклончиво ответила Надя, – а ты как?
– И у тебя голос какой-то грустный, давай не будем менять тему, расскажи мне всё, я вряд ли смогу подзатыльник тебе дать, но, если надо завтра же куплю билет и приеду.
Надя улыбнулась. Подзатыльники бабушки были самыми больными и самыми любимыми. После них кстати становилось обидно, но мысли начинали идти в правильном направлении.
– Всё сложно немного, отчим дежурит возле дома, а мама… ей тяжело немного. И простить хочет, но гордость не даёт, вспоминает постоянно, как унижалась и как он её выгнал.
Послышался вздох.
– С одной стороны, правильно гордость питает, самоуважение должно быть у женщины, а ещё думаю, что если ей эта гордость боль приносит, тогда и не к чему она.
– Вот я и говорю сложно это, – согласилась Надя.
– Я ей уже говорила, если любит этого своего богача, пускай двери открывает и идёт к нему, нечего там палки гнуть, мужик найдёт потом себе попроще, к тому же возраст у него уже не для того, чтобы ждать.
– Бабуль, у тебя прямо двойные стандарты, то будь гордой, то сама в объятия падай, – хохотнула Надя.
– Вот потом, когда в объятия упадёт и надо свою гордость показывать, учить, как себя любить, вот тогда мужнина и поддаётся дрессировке – только получив желаемое, а потом можно и кнутом и пряником, да и самой будет приятно.
– Это не очень здоровые отношения.
– Это любовь, Надюш, а эти чувства здоровыми никогда не бывают
– Ну как же, – возразила Надя, – когда оба любят друг друга, они под сомнения чувства не ставят, они доверяют друг другу и никогда больно делают.
– А то, что ты описала, точно любовь, а не дружба? – в голосе бабушки звучало веселье.
– Бабуль, ну я же серьёзно, – обиделась Надя, – любовь не должна причинять боль.
Бабушка вздохнула, что-то шикнула кошке Люсе.
– Ты за свою мать говоришь или за себя? – спросила она вдруг, – ты всё о том парне, Гера, кажется?
Надя прикусила губу, хорошо, что бабушка её не видит, она бы сразу всё по лицу поняла.
– У нас с Герой, ещё сложнее, чем у мамы с Алексеем, – отмахнулась она, обыденной фразой.
– Просто сама себе задай вопрос: видишь ли ты себя с кем-то кроме этого человека? Если нет, то не важно, потому что, если ты не будешь с ним, тебе будет в десять раз больнее.
– Бабуль… – Надя вдруг оглянулась, заметив, что перемена закончилась, – я попозже позвоню.
Отключив вызов, Надя направилась в аудиторию, но слова бабушки засели занозой. Видит ли она себя с другим.
Надя не видела.
Она вообще о других и думать не могла. Своими поцелуями, своими прикосновениями, голосом, всем своим существованием Гера был в ней. Пустил корни глубоко в сердце и душу. Из идеального в нём была только внешность, всё остальное… всё остальное принадлежало обычному человеку, иногда злому, обидчивому, настойчивому, самовлюбленному, глупому, смешному…
Надя усмехнулась своим мыслям, правда, могла бы она сказать о Гере что-то хорошее?
Он был отзывчивым, в каком-то смысле авантюристом. Но на этом, пожалуй, всё.
Надя собиралась зайти в аудиторию, но остановилась. Может ему сказать?
Но потом тряхнула головой, лучше после занятий. Это было правильным решением, но Надя вдруг поняла, что уже не хочет ждать.
Она пошла в сторону аудитории старшекурсников. Факультет, на котором Гера учился, сейчас весь пребывал в страхе перед финальными зачетами. Кто-то уже сдал и находился навеселе в компании счастливчиков.
Геры среди них не было.
Надя прошла к аудиториям, откуда уже все уходили. Она стояла в стороне, наблюдая за всеми, но опять же Геры среди них не было. Спросить у кого-то она постеснялась, а просто дождалась, когда толпа студентов отойдёт в другую сторону.
– Похоже, Герыч, займётся своим любимым, – услышала она разговор.
– Да уж Лидия Ивановна сейчас раскатет его.
– Или он её.