Дрибница был возмущен и морально раздавлен. Как? Как теперь жить на свете, когда предал единственный, самый надежный человек, лучший друг?! И он доверил этому скоту самую свою большую драгоценность? И он позволял этому монстру находиться наедине с Таней по десять часов в сутки?! Но каков подлец, не моргнув глазом решил убить его?! А Таня, бедная Танечка! Она вынуждена была терпеть этого скота рядом, и даже ни словом никогда не обмолвилась о его поведении. Ах, какой он слепец! И как хорошо изучила его Танечка, ведь он действительно не поверил бы ни единому ее слову в адрес Худого бездоказательно. Мерзавец, каков мерзавец…
Скандалище разыгрался грандиозный. Первой мыслью Дрибницы было самому немедленно уничтожить Худого, пока тот не привел в действие свои угрозы. Однако Таня и здесь все просчитала, и не допустила самосуда, разъяснив мужу, что из-за этой мрази он рискует потерять не только свободу, но и Таню. Единственное, за что ему уже не стоило опасаться, так это материальная сторона жизни, ведь все движимое и недвижимое имущество, все счета, все акции уже давно являлись Таниной собственностью.
Худой даже не пытался отвертеться, не искал лихорадочно объяснений, и, естественно, не просил прощения. В их мире такое не прощалось. И был Худой немало удивлен, когда смертный приговор ему был заменен на пожизненное изгнание не только из города, но и из области. Причем надеяться на скорое возвращение, на то, что никто не узнает, как надолго он покинул город, не приходилось — он сам прекрасно знал, что у каждой стены в этом городе были глаза и уши. Так что Худому ничего не оставалось, как окинуть Таню прощальным взглядом, собрать манатки и отбыть навсегда в неизвестном направлении. Таню несколько удивило, но совсем не порадовало то обстоятельство, что Худой даже не попытался открыть бывшему другу глаза на нее, что, мол, это она все подстроила. Что ж, маленький плюсик в пользу большого Худого, который вовсе не искажал общую картину его личности. А к выпаду в ее адрес она была хорошо подготовлена — просто-де Худой пытается таким образом отвести праведный гнев Дрибницы на жену, познавшую уже и так столько бед. Но Худой не позволил сделать ей еще один ход, взяв вину на себя и ни в чем ее не упрекнув. Только спросил глазами практически на пороге: "За что?". И прекрасно понял зашифрованный в Таниных глазах ответ: "Ты не помог мне, когда я так нуждалась в помощи". Понял. Принял. Простил.
Когда через несколько дней к Худому на очередное свидание приехала Сима, разыгралась вторая серия скандала. Дрибница, сам еще не успокоившийся и не остывший от предательства лучшего друга, лично продемонстрировал кассету Симе. Та захлебывалась слезами и соплями от вероломства любимого, кричала наслаждающейся втихаря местью Тане:
— Это ты виновата, это ты его соблазнила!
Таня молчала в ответ, не позволяя себе победно улыбнуться. Думала про себя: "Это еще цветочки. Ягодки я вышлю тебе по почте чуть позже. Потерпи совсем немножко, я тебе покажу такое кино — до конца дней не очухаешься! А потом я тебе объясню, за что все это на твою голову. Непременно объясню, а то вдруг самостоятельно не догадаешься?!"
Через несколько недель после изгнания Худого исчез Дрибница. На полдороги между домом и городом в лесу возле самой трассы нашли взорванный джип. В нескольких метрах от него лежала бессознательная Таня, вся в царапинах и кровоподтеках. Место водителя, на котором сидел Дрибница, было уляпано кровавыми брызгами. Брызги были и на потолке, и на левой дверце. Сам же Дрибница бесследно пропал.
Таня несколько дней лежала в больнице. Навещали ее только мать да Володины родители. Ни Сима, ни Луиза не появились ни разу. Зато доблестная милиция не оставляла своим вниманием ни на день. Опросы, допросы:
— Как вы оказались на дороге?
— Как-как? С работы ехали…
— А почему без охраны?
Таня скривилась, как от боли:
— Мы отказались от охраны…
— Почему?!
— Был повод.
— Какой?
— Милиции это не касается…
— Нас касается все. Какой повод?
Таня долго молчала, не желая отвечать. Однако пришлось:
— Начальник охраны нас предал. Вернее, предал моего мужа…
Кассета очень ярко продемонстрировала сей факт. Правда, были у милиции попытки связать Таню с пропавшим охранником:
— Вы сговорились с Коломийцем убить мужа. Признайтесь, это был ваш план?
Таня возмутилась:
— Что за глупости? Зачем мне это нужно? Я люблю своего мужа.
— А может быть правильнее будет сказать "любили"? Вы же убили его, признайтесь!
На слове "любили" Таня поморщилась и закрыла от боли глаза:
— Не смейте его хоронить! Тело нашли? Нет! А значит, не "любила", а "люблю"! Я знаю, я чувствую — он жив!
Дознаватель, неказистенький мужичонка неопределенного возраста, скривился:
— Ой, да не надо! Слышали мы такие песенки! Только все равно потом и не такие хрупкие, как ты, раскалывались…
— Во-первых, не "ты", лейтенант, а "Вы"…
— Не лейтенант, а капитан!
— Капитан будет не ранее, чем "Вы", — дерзко ответила Татьяна. — Это во-первых. А во-вторых, если вы такой разумный, объясните мне, пожалуйста, зачем мне убивать собственного мужа? Допустим, доказать вам, что он не просто мой муж, а муж любимый, я не могу. Допустим даже, что не очень-то он и любимый…
Не дождавшись конца тирады, мужичонка заулыбался радостно: ну вот, мол, умница, пошла в раскол…
— Не радуйтесь раньше времени, капитан. Я сказала лишь "допустим". И так, если он нелюбимый, постылый муж. Что мешало мне с ним развестись, зачем мне потребовалось непременно его убивать?
— Как зачем, детка?! Деньги, все они, проклятые…
— Я вас предупреждала насчет фамильярности, товарищ младший лейтенант. Предупреждаю второй раз. Третьего обычно не бывает, — угрожающе тихо прервала хама Татьяна. — Так вот, лейтенант, в нашем случае деньги не могут быть мотивом для убийства. Видите ли, мой муж — нищ, как церковная крыса. Он, правда, организовал несколько предприятий и умело ими руководит, он у меня очень неглупый парень. Но вот ведь какая штука, лейтенант: все предприятия являются моей собственностью. Так же, как и вся недвижимость, и счета в банках. То есть абсолютно все имущество является МОЕЙ собственностью. Моей. Так что убивать его ради денег — глупость с моей стороны несусветная. Зачем мне лишние проблемы? Если бы я его не любила, как вы настаиваете, мне достаточно было бы развестись с ним и выставить его из дому. И страховки, насколько мне известно, у него не было. Но даже если бы она и была, я не сомневаюсь, что он оформил бы ее именно в мою пользу. Но и это вряд ли могло бы послужить мотивом для убийства. Видите ли, никакая страховка не могла бы стать для меня лакомым кусочком в сравнении с моим состоянием. Уверяю вас, лейтенант, я и без страховки очень небедная девушка. Впрочем, насколько я понимаю, версия со страховкой не проходит в любом случае: даже если бы он был застрахован, страховой компании необходимо было бы предъявить тело. Стало быть, если бы я организовала его физическое устранение, я бы распорядилась оставить его хладный труп на месте преступления. Не сходится. Так что, лейтенант, как видите, у меня не было ни малейшего смысла избавляться от мужа. Ищите того, кому это было бы выгодно. Впрочем, в финансовом отношении это не могло бы быть выгодно никому. Вот если бы убили меня — тогда материальная версия была бы очень убедительна. А так… Ищите другую версию, лейтенант, ищите другой мотив…
