— Нет, — мягко перебивает он, облегченно выдыхая. — С ней все в порядке.
— Вот я иду прямо за ней, а в следующую секунду...
— Я знаю, милая. Я знаю как все было от и до.
Я изучаю его лицо.
— Откуда?
— Я — это я.
Он говорит это без тени сарказма. А после целует меня, нежно обнимая мое лицо своими огромными, шероховатыми ладонями. Прерывисто дыша, он целует мои щеки, шею и губы, собственнически и с любовью.
Я тихо смеюсь с закрытыми глазами, все сильнее влюбляясь в этого мужчину с каждым ударом моего сердца.
***
Киллиан настаивает на осмотре врача, прежде чем отвезти меня к себе.
Любые действия доктор совершает с осторожностью, словно думает, что его расстреляют при малейшей ошибке.
Жаль его немного. Во время продецур я не могу думать ни о чем другом, кроме горячей ванны и постели.
Постели Киллиана. Откуда, если я добьюсь своего, я никогда не выберусь.
Доктор промыл и перевязал мои ноги, поэтому смотреть на них теперь не так страшно, однако Киллиан настаивает на том, чтобы вынести меня из больницы на руках. Судя по всему, об инвалидном кресле не может быть и речи.
На переднее сиденье внедорожника мне категорически запрещают садится. Киллиан укладывает меня назад, с яростной сосредоточенностью укутывая пледом.
Я не спорю о том, что спереди с ремнями безопасности и всем прочим, было бы лучше, потому что чувствую, что спокойствие Киллиана держится на волоске.
Мы едем в середине каравана из, кажется, сотни черных внедорожников, пока не добираемся до небоскреба, который Киллиан называет своим домом. В гараже у лифтов собралось, должно быть, пятьдесят вооруженных людей. Киллиан оставляет не заглушает двигатель, выходит из автомобиля и осторожно поднимает меня на руки.
Он молчит по пути в пентхаус. Не представляю, что творится в его голове, но решаю не нарываться. Я чувствую в нем затаенную, кипящую ярость.
У меня такое чувство, что его гнев не угас даже после того количества тел, что он оставил в месте моего заточения.
Думаю, он перестанет мстить только когда горы из трупов достигнут солнца.
Первым делом, оказавшись в пентхаусе, Киллиан несет меня прямо в спальню. Он осторожно укладывает меня на кровать, опуская мою голову на подушки и сообщает, что сейчас вернется. Возвращается быстро с большой бутылкой воды и тарелкой еды.
Фруктами, картошкой фри и сэндвичем с тунцом.
От вида сэндвича с тунцом на глаза наворачиваются слезы.
Пока я ем за обе щеки, Киллиан исчезает в ванной. До меня доносится звук бегущей воды. Я решаю, что он принимает душ, но Киллиан возвращается полностью одетым.
— Ванна?
Я стону в предвкушении.
— Да, было бы здорово.
Киллиан кивает и проводит рукой по волосам. Я зачарованно наблюдаю, как он снимает модульный жилет, наколенники, ботинки, носки и «пояс смерти». Затем стягивает через голову камуфляжную рубашку с длинными рукавами и отбрасывает ее. Под ней оказывается бронежилет, надетый поверх оливково-серой майки, которую он тоже снимает.
Киллиан оказывается передо мной с обнаженной грудью в одних только камуфляжных штанах. Тоже со всякими карманами для хранения ножей, радиоприемников, скальпов и прочего.
— Я пока не могу говорить обо всем, — тихим голосом говорит он. — Не сейчас. Я слишком... — Он качает головой, отводит взгляд и сглатывает. — Но я даю тебе слово, что расскажу тебе все. Больше никаких секретов.
Он имеет в виду, что расскажет кто он такой.
Кем является.
— Хорошо. Как только ты будешь готов. Я верю тебе.
Он снова переводит взгляд на меня, и его глаза полыхают.
— Я готов слушать, как ты говоришь мне это каждый день до конца моей жизни, — хрипло шепчет он.
С моим сердце происходит нечто невероятное. Оно танцует странное танго под моей грудной клеткой. Но я стараюсь сохранить светлый настрой. Нам уже хватило драм.
— Если ты правильно разыграешь свои карты, гангстер, то все может быть.
Впервые с тех пор, как он вытащил меня из этой дыры, в его глазах вспыхивает огонек. Уголок его рта приподнимается, но не может убедить остальную часть рта улыбнуться.
Киллиан относит меня в ванную, усаживает на закрытую крышку унитаза и помогает раздеться. Затем осторожно опускает меня в горячую воду, нежно командуя, чтобы я держала свои забинтованные ноги на краю ванны. Им нужно оставаться сухими.
Я улыбаюсь ему.
Я улыбаюсь, когда Киллиан моет мое тело и волосы, улыбаюсь, когда он смывает с меня пену, улыбаюсь, когда он поднимает меня на край ванны и вытирает большим пушистым полотенцем.
Когда я зеваю, он несет меня обратно в постель.
Накрыв меня одеялом, Киллиан целует меня в лоб.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Не сейчас. Но когда я проснусь, берегись. Тебе, наверное, стоит начать разминаться. — Я снова зеваю, меня одолевает усталость. Я устала до мозга костей.
— Обещания, одни обещания, — шепчет он, касаясь губами моего виска.
Пока я не погружаюсь в объятия сна, Киллиан садится на край кровати и играет с моими волосами. Когда я уже собираюсь провалиться в темноту, он ложится рядом со мной, прижимает меня к своей груди, целует в затылок и вздыхает.
— Ты в порядке? – бормочу я.
— Просто думаю о твоем отце.
— Обнимая меня? Это слегка тревожит.
— Мне скоро придется навестить его.
— Зачем?
— Чтобы попросить у него твоей руки.
— Ха, удачи.
Я улыбаюсь и зарываюсь в подушку, зная, что уже крепко сплю и вижу сон.
ГЛАВА 31
Киллиан
— Все что случилось с нами, лишь пролог.
Это знаменитая цитата из «Бури» Шекспира. Зачастую люди ошибочно растолковывают эту фразу неверно: что прошлое предсказывает будущее, что все события предрешены. Но полная цитата говорит об обратном:
«Все, что случилось с нами, лишь пролог
К тому, что мы с тобой должны свершить.»
Иными словами, мы сами пишем свои судьбы. Прошлое — это просто то, что предшествует первому акту.
