приезжали к ним, если их звали. Общались, таскали за собой на природу – дачу, где мама Макса и Лизы растила сад и цветы.
В этой новой жизни Альда была счастлива. Настолько, что страшилась: вдруг она спит и всё это – сон? Ночами, сплетаясь с Максом руками и ногами, она дожидалась, когда Макс засыпал, и тихо плакала – роняла несколько слезинок, чтобы уменьшить давление в груди. Полная до краёв, готовая обнять мир, людей, животных… Когда тебе хорошо, хочется, чтобы и все вокруг улыбались и сияли от счастья. Это как бумеранг: чем больше отдаёшь, тем больше возвращается.
– Осталось три дня, – улыбается ей Макс. – Не бойся. Ожидание всегда страшнее, чем действия.
– Тебе не страшно? Ни капельки? – вглядывается в родные глаза. Макс такой надёжный. А ей так тревожно, как никогда.
– Есть немного, – он мог бы солгать, чтобы поддержать боевой дух, но не стал. – Не самой сцены страшусь, а вот этого ожидания. Чем больше ждёшь, тем крепче надежда. Но знаешь? Мы точно не будем последними.
Он смеётся, и Альда, не сдержавшись, пихает его ладонью в грудь. Но куда там: ей его не сдвинуть. Макс ловит её руки, прижимает туда, где сильно и ровно бьётся его сердце.
– Я помню: одно на двоих, – говорит он тихо, и губы его находят её губы, и мир растворяется в чувственной дымке.
Он лидер. Ведущий. Но тем приятнее подчинять Макса себе. Видеть, как он уступает и потакает. Они толком даже ругаться не смогли – так, жалкие попытки побушевать, которые заканчивались то в постели, то смехом.
– Не забывай, – шепчет Альда, как только получается вдохнуть воздух, – без сердца – никак.
Три дня. Три долгих томительных дня до… Кто знает, что ждёт их? Одно лишь она знает точно: чем бы ни закончились соревнования, у них уже есть самый главный приз: они нашли друг друга.
Грэг
Ему предложили судейство на этом фестивале-конкурсе. Грэг отказался. Впервые в жизни он хотел быть просто зрителем. Наверное, это интересно – сидеть в зале, ловить тонкие нюансы не с оценочной стороны, а по принципу «нравится – не нравится», «восторг», «затаив дыхание» и тому подобное.
Конечно же, он не сможет быть беспристрастным. Безусловно, его острый взгляд будет ловить ошибки и огрехи, ревниво следить за удачными элементами и забываться, когда на сцене будут выступать те, кого, как говорят, талант поцеловал. Среди них и его ученики, не только Макс и Альда, но именно их Грэг будет ждать с нетерпением, с тайной в сердце.
Рядом – самые дорогие девочки – Ева и Юля. Очень красивый Валера в белом летнем костюме и пунцовощёкая Лиза. Папа и мама Макса – тихие и напряжённые. Волнуются, боятся, переживают. Группа поддержки – только самые-самые.
Грэг видел, как смотрит в зал Альда. И жаль, что её родители так и не пришли. Он знает: девушка положила в почтовый ящик два билета в белом конверте. Два пустых места, как два вырванных зуба, портят картину. Грэг невольно морщится. Руку ему сжимает Юля.
– Подожди, – легко угадывает она его эмоции, – я верю, что не всё ещё потеряно.
Он бы тоже хотел верить, как и его жена. Да, у них теперь снова по штампу в паспорте, и Грэг готов по-павлиньи распускать хвост и перья от счастья и гордости: это его жена и дочь, это его второй ребёнок спрятался пока ещё в незаметном животике жены. Юля молчит. Он делает вид, что дурак-дураком. Пусть секретничает, от него теперь ни одна тайна не спрячется. Он может позволить себе такую роскошь – ждать, когда тайное станет явным или Юля всё же соизволит поделиться с ним маленькими секретиками.
Стыдно признаться, но появления Макса и Альды на сцене он ждал, как и откровений жены. Смотрел на другие выступления. Мозг работал, замечал, анализировал, а сердце замерло, приготовилось к прыжку.
Когда они появились? Этот статный седовласый мужчина и хрупкая женщина в идеальном платье?.. Грэг не заметил. Лишь снова почувствовал, как сжимает его ладонь Юля.
– Всё-таки пришли, – выдыхает она с облегчением, а Грэг понимает: вот оно, то самое. Макс и Альда ещё не вышли, не станцевали, а в душе растекается удовлетворение, радость напополам с облегчением. Оказывается, он ждал. Ждал, когда заполнятся эти пустые места. Вот она – гармония, высшее понимание совершенства.
– Наши, – громко шепчет Ева.
Валеры нет рядом – он за сценой. Там, где нужнее, там, где никто не может помочь, кроме него.
Грэг чувствует, как по виску скользит капля пота – чертит дорожку, сотканную из волнения и ожидания.
Гаснет свет. На зал падает тьма и тишина. Откуда-то сверху начинают падать звуки – тонкие дребезжащие капли старой музыкальной шкатулки. А вот и она появляется в луче неяркого света – круглая коробочка, на которой застыла балерина. Она движется по кругу, механически поднимая и опуская руки. Трогательная кукла, бездушный механизм в пышной балетной юбочке, что спадает полупрозрачными складками до колен.
Вдох зала – это появляется окно с распахнутыми створками. Там, тоскуя и любя, замер стойкий оловянный солдатик без ноги. Он безнадежно влюблён в балерину, что находится слишком далеко от него, на недосягаемом расстоянии. И кажется: ничто не может их соединить.
Бьёт молния – попадает в сердце балерины. Где-то там грохочет гром. Капли дождя сменяются ливнем. Оживают куклы. Тянутся руками друг к другу. Кажется, вот-вот – и соединятся кончики их пальцев, ещё немного – и прижмёт к груди солдат свою балерину, но вместо этого волна разлучает влюблённых, уносит солдатика, бросает в безобразную пасть огромной рыбы.
Грэг слышит, как ахает зал – одно общее дыхание, оголённые нервы толпы.
Светится во тьме белая юбка балерины. Руки заломлены в мольбе. Где-то там сражается её храбрый воин. Свет побеждает тьму. Солдат разит врага. От сердца к сердцу протягивается пульсирующая нить. Два магнита идут навстречу друг другу. Соединяются. Солдат кружит на руках своё хрупкое счастье, и вместе с ними кружит вселенная, мир дождя и лунного света.
Миг – и рассыпается фигура балерины на мириады светлячков. Шаг – и превращается в бабочки, что взлетают ввысь, как всполохи костра.
