— Они… эти документы что, на мое имя?!
— Да. Госпожа Журавлева, документы на ваше имя.
— Но как? Почему?
Приподнимает бровь, слегка кривит губы.
— Отступные, — произносит, словно сам сомневается, а я слышу это слово, но значение до меня не слишком и доходит.
— Ч-что?
— Не могу знать, господин Шахов не ставил меня в известность.
Киваю. Свобода… Полина… ты ведь этого хотела? Желание загадывала, так вот твоя золотая рыбка и исполнила.
В горле пересыхает и я бросаю взгляд в сторону бутылки, которая лежит в маленьком углублении рядом с иллюминатором. Не задумываясь о том, какое впечатление оставляю, тянусь и делаю глоток.
Бросает в жар. Затем в холод, когда слышу равнодушное:
— Вся недвижимость оформлена на вас…
Геннадий Валерьянович заявляет отстраненно.
— Квартира, дом, счета…
В неверии мотаю головой. Мужчина мое шоковое состояние расценивает на свой лад и продолжает пояснять.
— Поверьте, суммы внушительные. Аслан Ривзанович человек щедрый. На ваше имя открыт счет. Безлимитная карта. В вашем распоряжении апартаменты в самом центре, а также личный автомобиль с водителем. Все переходит в ваше владение.
— Вы, верно, шутите? — выдаю, наконец, свою мысль.
— Ни в коем случае. Нужна лишь подпись в местах, отмеченных галочками.
— Я не…
Обрывает на полуслове. Поднимает палец и чеканит слова:
— Хочу отметить, что воля господина Шахова такова. Если вы не поставите свою подпись, то просто не улетите.
Киваю. Мужчина достает ручку из нагрудного кармана пиджака и протягивает мне, делаю что велено, ставлю росчерк.
— Поздравляю, госпожа Журавлева. Оставлю комплект документов вам и приятного вам полета, — улыбается и слегка кивает, окидает взглядом салон самолета, а я…
Не могу сдержать слез. Почему-то мне кажется, что Шах просто от меня откупился. Дал все, что можно, дал свободу и отпустил…
Выплатил компенсацию, так сказать. А я испытываю только горечь и что-то непонятное, ноющее.
Наконец, стюардесса объявляет о том, что совсем скоро мы взлетаем. Привычный мандраж и страх поднимаются в груди. Смотрю в иллюминатор на проскальзывающие облака и никакого облегчения не испытываю.
Прикрываю глаза и мокрые реснички слипаются. Я засыпаю, измотанная и обескураженная.
— Мы уже приземлились, госпожа Журавлева, — окликает меня стюардесса и я с трудом понимаю, где я и с кем, к горлу подкатывает тошнота и на мгновение все кружится.
— Вам помочь?
— Нет, все в порядке.
Собираюсь и спускаюсь по трапу. Но на какой-то ступеньке до меня, наконец, доходит, что я дома. Здесь даже воздух иной и я быстрее иду вниз по лестницам, приближаюсь к припаркованной машине. Уже не удивляюсь тому, что авто стоит аккурат на взлетной полосе.
Крепкий высокий мужчина открывает дверь. Без лишних слов. Без эмоций. Проскальзываю внутрь салона, в то время как мой скарб отправляется в багажник.
— Куда едем госпожа, Журавлева, в апартаменты или в загородный дом?
Мотаю головой.
Не задумываясь, называю адрес Таньки. Мужчина за рулем иномарки напрягается и бросает на меня осторожный взгляд в зеркало заднего вида.
Спустя долгую паузу жмет на газ, и мы выезжаем. Дорога в ночи и огни столицы завораживают. Я смотрю в окно и понимаю, что тосковала. Дико. Безумно.
Старый двор, обшарпанный дом, я даже не дожидаюсь, чтобы автомобиль толком притормозил, вылетаю на улицу и лечу к подъезду подруги, набираю код и спустя мгновение лечу к Тане, барабаню в дверь и стоит ей открыть, как я с силой обнимаю одного из самых близких мне людей…
— Полина… — выдыхает в шоке и обнимает меня, затем отстраняет и заглядывает мне в глаза, смотрит внимательно-внимательно.
Ничего не ускользает от проницательной девушки.
— Пойдем-ка поговорим, я чай заварю успокоительный, — вроде и говорит с задором, но в глазах вижу напряженность.
Поняла меня Танька без слов. Почувствовала.
Прохожу в маленькую квартирку, снимаю обувь и влезаю в розовые, немного драные тапки с котами, захожу в ванную, мою руки, умываю лицо. Все на автомате, по привычке. Здесь все просто, легко.
Стоит войти на старую кухоньку, как замечаю колдующую над плитой подругу. Джинсовые шорты облепили длинные ноги, а майка-алкоголичка едва прикрывает попу.
— Давай, Поль, садись, бутеры готовы, супчик разогреваю, у меня салатик вкусный, полезный, сейчас чай с корицей и имбирем наколдую.
И спустя минуты на столе появляется хлеб, сыр, немного сладостей, ароматный чай и обещанный салат.
Все знакомое. И запахи, к которым привыкла.
Таня подталкивает ко мне тарелку, смотрит внимательно и молчит, а я беру вилку, но уже в следующую секунду она падает у меня из рук, а я начинаю плакать. Подруга обнимает меня за плечи, кладу голову на мягкое плечо и рыдаю.
— Что, Поль? Он бил тебя? Обижал?
Спрашивает быстро-быстро.
— Нет… — выдыхаю едва слышно.
— Ты его боишься? Если не бил, то что тогда, почему так убиваешься?!
Кусаю губы…
— Что тогда? — отвечаю едва слышно, прикрываю глаза и меня начинает качать из стороны в сторону. — Я такая дура, Танька, такая дура… Танька… полюбила я его… полюбила…
Мотаю головой. Ощущаю себя словно загнанный в угол зверек, который мечется в разные стороны, но не находит выхода из западни.
Одна мысль о Шахе, одно крохотное воспоминание и меня начинает колотить. Обнимаю Таньку крепче в поисках какого-то спасения, подруга гладит тонкими руками меня по спине и сквозь свои рыдания слышу ее тихий голос:
— Тише, Поль, тише, расскажи мне все, выговорись, тебе полегчает…
И я действительно начинаю говорить, рассказываю все, без утайки, все, что раньше не договаривала.
В какой-то момент отпускаю Таню, которая вкладывает в мои руки чашку чая с травами, делаю мелкие глотки и выкладываю все, что накипело, даже о Амине рассказываю…
О том, что все это время по факту была в любовницах влиятельного женатого мужчины.
Именно наличие у Аслана жены меня так выбило…
— Это больно, Танька, так больно… Любить без остатка, верить и надеяться, что все будет как в мечтах… а потом… рухнуть, узнав правду, которую тебе никто не собирался открывать…
Всхлип и слезы, которые размазываю по щекам. Болезненная дрожь проходит по всему телу только от воспоминаний о нем, о нас…
Поднимаю глаза от полупустой чашки и вижу перед собой Таню. Задумчивая. Брови нахмурены и взгляд сочувствующий, сопереживающий.
— Поль… — тихим шелестом и рука, которая накрывает мои так и не согревшиеся пальцы… — Полечка…
И во взгляде столько всего, что и не передать словами, просто Танька… с ней всегда можно выговориться и она тот единственный человек, который меня поймет, поддержит.
— Прекрати изводить себя, слышишь, прекрати! — произносит четко, с расстановкой.
Поднимается со стула, подрывается, словно взять что-то хочет, а потом опять садится, проводит длинными пальцами по лбу и заправляет прядку за ухо.
— Вот тебе и принц заморский, — выдыхает, слегка улыбаясь, горько как-то, — а знаешь, Поль, твоя история… не знаю… я же завидовала тебе…
Поднимаю заплаканные глаза и удивленно смотрю на подругу.
— Да-да, Журавлева, не смотри так, завидовала, ну, не зло, а знаешь, как вот смотришь ты на платье красивое-красивое и хочешь себе такое же, прекрасно понимая, что рылом не вышла и кошелек пуст, но ведь мечтать не вредно, правда?
Улыбается тепло и грустно, а я киваю.
— Вот и мне мечталось, что пока с работы на работу бегаю, пока выбиваюсь из сил, контактируя с миром богатеев, вдруг один из них меня увидит, влюбится и увезет далеко-далеко прямо в мечту.
Прыскает и закатывает глаза, делает паузу, а в глазах отображается ирония.
— Мы в общей массе для этих мужиков прислуга, невидимки… разве что твоя история… Таких чудес не бывает. Это звезды сойтись должны. Как у тебя, чтобы случилось. Ошибка. Сказка… а по факту…
Отмахивается рукой, а я ее понимаю.
