Мягкий взгляд, улыбка Шаха.
Муж баюкает сына и возвращает уснувшего шалуна в кроватку, оборачивается ко мне и хмурит брови.
— Ты плачешь, Аийша?!
В два шага оказывается рядом, заглядывает в глаза, пытается понять, не был ли слишком резким и грубым, когда брал меня, но я улыбаюсь в ответ на его взгляд, знаю, что Шах только начал утолять свой голод и впереди нас ждет бессонная ночь, но признание само слетает с моих губ:
— Я просто люблю тебя, люблю вас. Не знаю, позволительно ли настолько растворяться в человеке.
Опять смотрит на меня с высоты своего роста и в глазах у него вспыхивает что-то настолько глубокое, что я даже не могу охарактеризовать то, что вижу.
— Ты для меня жизнь, Аийша, куда уж больше…
Обнимаю своего мужчину за крепкую шею, отбрасывает мое мокрое полотенце одним резким движением, оно сейчас лишнее. Аслан хочет меня. Об этом говорит его возбужденное тело, его глаза, горящие желанием.
— Я благодарен за сына, душа моя, — скользит жарким поцелуем по виску, заставляет прикрыть веки от наслаждения, а затем горячим шепотом опаляет слух:
— Но я хочу, чтобы родила мне и дочку…
Аслан Шахов
— Да расслабься, Шах! — хлопок по плечу и взгляд темных глаз.
Сталкиваюсь с Валидом, который явно потешается надо мной, пока моя жена в больнице рожает.
Меня врачи прогнали, вот пришлось завалиться к другу, который откровенно ржет.
— Попадос у тебя, Шах, капитальный.
Опрокидываю в себя бокал и так и тянет намылить излишне веселую морду Байсарова.
— Кажется, я это уже слышал.
Барс пожимает массивными плечами, обтянутыми черной атласной сорочкой. Агрессивный. Жесткий. Но сейчас мы с ним на одной волне охренительного афига.
— Двойня, Шах. Да еще и девки. Вот ты ювелир. Я уже представляю тебя с бантиками, хвостиками…
Ржет как конь.
— Попадос же, ну. Если говорить культурно.
Разваливается в кресле и смотрит на меня веселыми глазами. Таким Байсаров бывает изредка. И то, может, впервые вижу, чтобы у него в глазах столько огоньков горело.
Ухмыляюсь своим мыслям.
— Чего лыбишься, Шах? — напрягается.
— Да так, думаю, кто больше всех смеется…
Не продолжаю и Валид сразу же трезвеет. Не успевает ответить, как звонок мобильника отрезвляет.
Сразу же отвечаю и на губах, вероятнее всего, застывает пришибленная счастливая улыбка.
— Я понял, — отвечаю коротко оповестившему меня о счастливом событии врачу, — свершилось…
Откладываю мобилу и Валид поднимает бокал, сверкая перстнями-знаками. Уже серьезный, собранный, с пронизывающим насквозь взглядом из-под ровных бровей.
— Поздравляю, брат. Счастья твоей семье. Пусть всевышний благословит дом твой вместе с твоим родом.
Принимаю пожелание друга, опустошаем бокалы залпом.
Встаю и прощаюсь с Валидом.
Заезжаю по дороге в цветочный и скупаю половину магазина. Охапка белоснежных роз занимает все заднее сиденье автомобиля, затем короткий пробег по коридорам и лестницам, и я вхожу в палату, чтобы увидеть свою жену.
Длинные пряди обрамляют немного бледное лицо, глаза уставшие, но именно сейчас кажется, что красивее Полина никогда не была.
Букет ложится к ногам жены, а я смотрю на два маленьких свертка, прижатых к ее груди, налитой, полной.
Смущается от моего взгляда и шепчет тихо:
— Молоко уже пришло.
Киваю, улыбнувшись, и жена чуть наклоняется, присаживается, показывая мне личики наших дочек.
И в этот самый миг. Жестокий и безжалостный Аслан Шахов понимает, как это бывает, когда любовь затапливает каждую молекулу, забивается в каждую пору.
— Мои девочки самые красивые…
Заглядываю в глаза жены и произношу чистую правду. Нет никого прекрасней для меня, чем Полина именно сейчас, на руках у которой мои дочери.
Моя жизнь, подарившая мне все и даже больше…
Не жил до нее, до них…
Когда в палату входит теща с Анваром на руках, я беру малыша и притискиваю к груди, шепчу сыну в самое ушко:
— Смотри, Анвар, наши девочки, наша опора и наш тыл… Будем защищать их всегда…
Сын смеется в моих руках, а я поворачиваюсь к жене и целую ее в сочные губы.
Пока так. Только так. Пытка. Придется продержаться, не трогая любимую, пока моя Полина снова не придет ко мне и не заставит потерять разум от желания…
Конец
