себе сына, каменеет.
Медленно… потрясенно… наклоняет голову… смотрит себе под ноги…
А Андрюша округляет глаза, обхватывает лицо отца ладонями и поворачивает к себе, глядит взволнованно и громко возмущённо произносит:
– Мя-мя! Бух!
Сын тыкает пальчиком на пол и очень эмоционально реагирует, гарцуя у отца на руках. На Гордея даже смотреть страшно. Я не отваживаюсь оторвать взгляд от бесценных осколков…
Черт.
До сих пор помню тот вечер, когда Гордей выкупил на аукционе эту несчастную кошку. Столько было ликования и гордости…
А ещё… от непрошенных воспоминаний пробирает. Словно и сейчас чувствую хлёсткий, цепкий взгляд незнакомого мужчины в годах. Неприятный человек. Очень неприятный. Он тогда слишком подозрительно смотрел на нас с Гордеем. Он участвовал в торгах. И ему тоже нужна была кошка. Или… не особо и нужна, если он ее отдал? Добровольно…
Мурашки бегут по спине, я словно впадаю в транс на секунды. От того взгляда до сих пор поёжиться хочется. Страшно от него, жутко, желание спрятаться. А… не может же быть… чтобы именно этот человек…
– …полез-то туда, а? – прихожу в себя, выныривая из ярких осязаемых картин прошлого. Неосознанно обнимаю себя руками, стараясь выстроить эмоциональную защиту. От того самого взгляда. – Чуть голову себе не расшиб!
Подхожу и забираю малыша, отмечаю, как Гордей морщится, пока сын прыгает прямо у него на руках. Больно, наверное.
Отхожу на пару шагов назад. Подмечаю раненый мужской взгляд, скользящий по острым осколкам. Голова опущена, руки в карманах. Челюсти плотно сжаты.
Сердце сжимается. Гордей даже немного сгорбился, широкие плечи скорбно опустились. Ох… я знаю, как он любил эту кошку. Она для него была бесценна… Но Андрей дороже…
– Гордей… – медленно приближаюсь, кладу ему на плечо руку. Хочется поддержать, но что уж тут скажешь.
– Не надо, – выдавливает отчаянно. Присаживается на корточки. Вздыхает. Безысходность и уныние быстро распространяются в воздухе. Мне так жаль. Мне действительно невыносимо жаль. Гордей все Андрею разрешает… но только не трогать взрослые игрушки…
Я не знаю, как поступить. Оставить его одного или, наоборот, увести из комнаты. Чтобы внутренний пожар не разгорелся до неконтролируемых размеров.
– Пойдём, – выбираю второе и сжимаю крепкую мужскую ладонь своей.
– Идите. Я сейчас.
– Андрюш, – строго проговариваю каждое слово уже в гостиной. – Ты очень расстроил папу. Ты знал, что нельзя кошку брать.
– Мяя… бууухх… – начинает кукситься сын, оттопыривая нижнюю губу, сопит громко. Ему тоже обидно. Но сейчас я полностью на стороне Гордея.
– Сам чуть не слетел с полки. Кошку разбил. В папин кабинет больше не ходить! Ты понял? – нависаю над сыном.
– Да, – понял он…
Слёзы льются градом. Обычно Андрюша орет на весь дом, когда плачет, а тут молчит, крокодиловы слёзы катятся по щекам. Губы плотно поджаты, весь в отца. Подбородок сморщен. Сделанного не воротишь. Уверена, Гордей в душе тоже плачет.
Эта кошка как символ. Того, что мы с Гордеем не смогли уберечь. Того, что так сладко начиналось…
– На, – раздаётся из-за спины. Оборачиваюсь.
Гордей протягивает фигурку кошки, которую не так давно купил сыну взамен алебастровой.
Андрей на неё даже не смотрит, горестно тянется ручками к отцу. Как только тот берет сына на руки, малыш утыкается ему в шею, крепко схватившись, и начинает громко рыдать. Навзрыд.
– Эй, ну хорош. Ну все, больше разбивать нечего, – он в затруднении, не знает, как реагировать. – Я сильнее расстроился.
У меня сердце разрывается, но Андрей знал, что нельзя лезть. И все равно полез! Границы дозволенного проверить вышло просто отвратительно. Гордей успокаивающе гладит сына по спине. Прижимает крепко. Отходит к окну. Так стоят некоторое время.
– Вон смотри, какая погода хорошая. Самолёт летит.
– Где? – тут же отзывается сын. Дёргается. Оборачивается.
– Вон. Не видишь, что ли?
– Неть, – заинтересованно разглядывает небо. Он уже действительно болтает!
– Ну правильно, улетел уже, пока ты тут ныл.
Андрей снова начинает кукситься.
– Хочешь, опять пойдём гулять? Заодно будем самолёты считать.
– Да, – неуверенно откликается сынок.
– Пошли, ты позавтракаешь, – обращается уже ко мне, и я чувствую тёплую руку на талии. Гордей прижимает к себе. Обнимает нас с Андрюшей одновременно. – И погнали гулять.
Сбоку раздаётся громкий лай. Двухцветный пушистик снова у ног хозяина.
– Ой, да без тебя-то куда, – отмахивается от пса, – иди поводок готовь.
Чарли два раза повторять не надо. Он тут же срывается с места.
– Ты слишком к нему мягок, – бросаю словно между делом, когда мы уже вышли на улицу. – Он знал, что туда нельзя лезть. И вообще заходить в твой кабинет.
– Я сам дверь не закрыл. И мы договорились, что он больше не будет.
– Ну-ну. Ты себя слышишь? Ребёнку почти три года. Ты в принципе сейчас не сильно отличаешься. Договорился он… – бурчу, да. Потому что мне кажется, что Андрей из Гордея верёвки вьёт. Нет, ну надо же! Как можно было даже додуматься лезть по стеллажу вверх?! Это же не турник!
– Зато видишь, как он с чёрной кошкой теперь осторожно обращается.
– Поверить не могу, что ты его защищаешь. Я думала, ты весь дом в щепки разнесёшь.
– В кафе зайдём? – переключает тему, не хочет сфинкса обсуждать. Представляю.
Гордей проницательный. И наблюдательный. Он заметил, что я почти ничего не съела из того, что он приготовил. Нет, я честно пыталась. По пересолено жуть. И подгорело…
– Да мы ж только из-за стола… – отвечаю уклончиво.
– Ага. Видел я все. Совсем несъедобно?
Обнимаю его. Свободной рукой он ведёт Андрея.
– Ну почему. Нормально. Просто нееее-емножко переборщил с солью.
– Все понятно. Мне тоже не понравилось. В общем, пошли поедим нормально?
– Пошли, – целую его в плечо.
В целом день выдался на удивление хорошим. До определенного момента.
Пока уже дома Гордей не сообщил, что на пару часов ему надо уехать.
– Нужно одно дело довести до конца.
– Куда? – напрягаюсь вмиг. Аж ладошки вспотели.
Я знаю, что он не любит отчитываться. Но для меня это очень важно! Мне важно иметь возможность задать вопрос и получить искрений ответ, а не уловки или ухмылки. Чтоб серьезно. Как есть. Честно.
– Гордей… – чувствую неладное, аж внутри защемило, – ты опять недоговариваешь, – голос мой звучит обвиняюще, я пытаюсь взять себя в руки, но паника накатывает. Он не просто так едет.
– Кристин. Я живу только рядом с тобой. Дышу, радуюсь, – ладони его уже лежат на моих плечах. А я чувствую невыносимую тяжесть. – Но мне нужно закрыть отношения, которые я оборвать не успел. Важно поставить точку. Это будет спокойный разговор. В людном
