Картину этого художника недавно выставляли на аукционе. Ее выкупил неизвестный коллекционер, но я уверен, что это тот самый человек, что организовал кражу в моем доме.
Гордей замолкает.
– А связь где?
– Где связь… Хороший вопрос. И я думаю, мне уже известен ответ. Та самая картина, которую я успел вывезти, теперь в моем кабинете висит. Никто об этом не знает. Кроме тебя. И Андрея. Никто у меня не бывает. У меня вообще никого не бывает, понимаешь? А когда я вас с мелким забрал… кто вещи заносил в комнату..? Борзый заносил. И мог в кабинет прошмыгнуть или быстро осмотреться. Я тогда полностью был поглощён вами. Борзов увидел картину и сообщил об этом неизвестному коллекционеру. И как раз на следующий же день Борзый получает отставку. Доступа ко мне больше у него нет. Информация перекрыта. Вот поэтому, должно быть, и старую запись подняли, чтоб Дена на меня натравить и сбить с толку. Он сам сказал, думал, запись свежая. Он на той девушке женился через какое-то время. Но если всей кухни не знать, можно решить, что я его жену… того… вот он и слетел с катушек.
– То есть все думали, что картины у тебя нет, а она припеваючи висела себе в кабинете, – указываю большим пальцем себе за спину.
– Да. Именно. Но когда Борзый ее увидел, он сообщил заказчику. Наверное, хотел ещё бабла срубить. И чтобы меня вывести из равновесия, натравили бывшего друга. Ну потрепали меня немного, эта их задумка удалась. И пока меня мутузили…
– Они принялись за меня…
– Да.
Одно слово, но оно пробирает насквозь. Я неосознанно вожу по мужской груди пальцами от волнения.
– Зачем?
– Ден бросил фразу, что, мол, если б с моей женщиной так, – я морщусь, неприятно это произносить. – То мне тоже стрёмно будет. Угрожал. Вот я на него и подумал сперва. Но на тебя напали не его люди. Подготовка слишком видна, все подтасовали. Теперь я уверен, тебя хотели выкрасть. И поставить свои условия. Мы Дена-то взяли сразу, но он не в курсе, поэтому ничего и не смог сказать. Я бы опять потерял время. А они бы получили сразу два преимущества.
– Эти же люди устроили тебе аварию?
– Думаю, да.
– Почему я? Им сына не проще было забрать?
Саму корежит от этих слов. Если он скажет «да», нам больше не о чем разговаривать.
– Нет. К сыну было не подобраться, его ты почти нигде не возишь, он постоянно возле дома и под присмотром. Я ж людей Шахова ещё к вам приставил дополнительно, чтоб перестраховаться. Просто ты постоянно где-то мотаешься. А вот первое время дома сидела и проблем не было. Они стали действовать, когда у них руки развязались. Ещё и подстроили, что второму охраннику плохо стало, сделав ставку на то, что Тимофей тебя в одиночку не отобьёт.
– Из-за какой-то картины все.
– Правильно Вася сказал. Если бы ты тогда осталась, тебя бы и тогда могли использовать. И последствия могли бы быть куда серьёзнее, чем мои полгода восстановления. Кажется, теперь пазл сложился. Ден – пешка. Ты для них тоже пешка. Для меня, – заставляет повернуться, надавливая слегка на подбородок, – ты королева.
Дотрагивается губами до моей шеи. А меня словно током бьет. Я даже слегка вздрагиваю, руки не слушаются, не могу его оттолкнуть.
– Гордей, не надо… – шепчу по привычке, но во мне уже расцветает внутреннее томление.
Он тут же прекращает. Но не отстраняется. Прижимает к себе.
Некоторое время мы так и лежим в молчании. Не в силах заговорить вновь.
Он и нежно ласкает мою ладонь.
– А Вася? Почему он не рассказал тебе про запись? Борзого этого проглядел. Мне угрожал, что меня виноватой сделает.
– Пытался, чтоб ты тоже в какую-нибудь «аварию» не попала. Про запись в больнице не стал говорить, чтоб не волновать, потом совсем не до неё стало. Он ее с моего сервера удалил. Якобы. Но да, он вполне мог Дену ее подкинуть, только у него мотива нет. Он даже не знал, что картина на месте. Но Вася немного рассказал. Это мои догадки. Если так, Борзому конец. Открытым остается вопрос сотрудничества Васи и Борзого. На коллекционера я все равно выйду: нападавших взяли всех. А Ден… – крепче обнимает, – ему я тоже кое-каких слов не спущу. Он не рад будет, что посмел их произнести.
Прячу лицо на его груди. Страшно. Домой ехать резко перехотелось. Я буду каждого шороха бояться… а за Андрея так и вообще…
– Можно я пару дней выходить никуда не буду?
– Все что угодно. Все. Что угодно.
Тянет на себя, заставляя лечь сверху. Крепко фиксирует мой затылок, впиваясь в губы. Горько, томно, отчаянно, опьяняюще… господи… мы должны остановиться, должны…
Так сладко. Ощущение нежности ласкает сонное сознание. Ммм… пора просыпаться. Солнышко, играющее на веках, заставляет поморщиться и перевернуться. Откидываюсь на спину. Приоткрываю глаза. Прищурившись, гляжу в потолок долго, не желая окончательно сбрасывать остатки сна. Но пора, наверное. Нужно завтрак малышу готовить. Поворачиваю голову в сторону. Тут же подскакиваю и оказываюсь на ногах.
Это не наша с Андреем комната. Это спальня Гордея. В памяти уже всплывают горячие поцелуи, слабые стоны, жаркие объятия.
Облокачиваюсь о стену, прикрываю глаза.
Я совсем потеряла рассудок? Как я могла?! Ненормальная! И главное. Как целовались – помню. Как обнимались тоже помню. Разговаривали. Он просил с ним полежать ещё немного. А дальше… вообще ничего. Как?!
А сколько времени? Удивленно поднимаю голову. Солнце светит ярко. Телефона моего здесь, естественно, нет. Часов я поблизости тоже не наблюдаю. Надеюсь, Андрюшка не потерял меня! Вот мамашка без башки. Хлопаю себя по лбу. Идиотка, точно! После вчерашнего оставлять сына без присмотра – самое безответственное, что можно придумать!
В комнате малыша нет! Меня начинает охватывать паника.
– Андрей! – кричу громко. Голос мой отдаётся в коридоре.
Тут же со стороны кухни раздается весёлый лай и грохот. Звук такой, как будто стадо слонов бежит навстречу.
– Мамамам! – Андрей радостно кричит, собака лает. Они друг друга перекрикивают.
Присаживаюсь на корточки. Крепко обнимаю сына, подхватывая на руки. Родной детский запах обволакивает. Все в порядке. Волнение постепенно растворяется.
Я так рада, что он наконец начал произносить какие-то слова. Например, «где», «дай». Чарли он называет «Тали». Прогресс.
Пёс тоже на меня налегает, мне становится сложнее усидеть.
– А вот и мама проснулась. Ну что, спящая красавица, выспалась хоть?
Гордей широко улыбается. В глазах смешинки.
