ноты спрашивает и улыбается.
– Она. Мне тоже понравилась, когда полностью услышал.
Облокачиваюсь спиной на диван, и она тут же приникает к моему торсу, положив голову на плечо.
– Она же на русском? Не могу все слова понять, – слушаем первые слова куплета, в котором словно мы растворяемся. Словно обо мне и о ней. – Ты можешь ее перевести?
– Конечно, но я знаю, что ты все понимаешь, – слушаю слова и с припева начинаю шептать ей на арабском на ухо.
«Ты моя, целая вселенная» – энт кунли кёули;
«Самая бесконечная» – ла нихаята леха;
«Гордая и верная» – фохур он вомукхалисон;
«Ты моя, целая вселенная» – энт кунли кёули;
«И скажу я, не тая… Ты моя*» – уаса’акуль ле тадубу… энт лаа…
– Как красиво. Мне кажется, никто не может как ты очаровывать, просто переводя песни.
– Я делаю это только для тебя.
– И для сына, – смеется, видимо вспоминая как я пел разные детские песни ему. – Ты замечательный, спасибо.
Вдруг выпутывается из моих рук и выключает следующие треки на телефоне. Садится напротив меня и смотрит слишком серьезно.
– В чем дело?
– Орхан выслушай меня пожалуйста.
– Лала, не тяни. Говори, как есть.
Я не люблю подобные разговоры. Меня сразу бросает в пот, потому что я думаю сразу о ее здоровье.
Ее болезнь оставила отпечаток страха, и я не могу не переживать за свою жену.
– Хорошо. Орхан я беременна, – выжидательно смотрит мне в глаза, ждет ответ, а я не могу понять, мне показалось или нет.
– Ты что?
– Прошу, только не нервничай и…
– Не нервничать? – пытаюсь сохранять самообладание, но кажется выходит с трудом.
Я боялся этого. Боялся больше всего. И конечно презервативы не дают никакой гарантии защиты, но оральные контрацептивы нам запретили. Внутренние, не знаю, что это такое тоже. Так как Лала не рожала. И вот теперь последствия.
– Орхан прошу. Выслушай. Прошло после операции много времени. Я стала крепче и…
– И что? – встаю на ноги не в силах сидеть. Я понимаю, о чем она хочет сказать, но могу быть уверен, что готов слышать. – Теперь угрозы нет? Ты не умрешь в любой момент? Это ты пытаешься мне сказать?
– Не будь так жесток, умоляю.
– А ты? Ты ведь уже все решила не так ли?
– Я…
– Конечно, ты уже все знаешь. А меня ставишь перед фактом.
Она обнимает себя руками и ровняется, встав на ноги.
– Иначе я не смогу, – тихо произносит.
– А я и Икрам? Что если… Что если… Черт, – срываюсь и прикрикиваю. – Я не могу даже подумать о таком исходе.
Смотрю как по ее щекам катятся слезы и делаю шаг чтобы подойти ближе, но она срывается быстрей и бросается на мою шею плача навзрыд.
– Прости меня, прошу прости…
– Лала, черт. Перестань, тише, – подхватываю ее на руки и чувствую вину. – Я не должен был кричать и так реагировать. Прости. Я просто испугался за тебя.
Сажусь на диван и отрываю от себя зареванное ее лицо, целуя каждую частичку.
– Поедем завтра к врачу. Ты уже сообщала кому-нибудь?
– Нет. Только сегодня узнала.
– Хорошо. Завтра с утра поедем в клинику, а там примем решение. Но прошу, если вдруг нам скажут, что…
– Я поняла. Хорошо. Я… Да, мы примем решение вместе.
Смеется и плачет, целуя в губы.
Глажу ладонями так любимые мной изгибы стройного тела. Лала успокаивается и постепенно вливается в поцелуи, которые становятся все более глубокими и откровенными.
– Может не будем? Вдруг нам скажут, что он останется с нами?
– Давай очень осторожно и медленно? Как мне нравится, – шепчет с придыханием, медленно снимая свой тонкий короткий халат.
Обвожу руками ее полную грудь, приподнимаю ее выше большими пальцами. Ласкаю соски.
Приспускаю штаны, и она медленно, очень аккуратно вбирает меня в себя.
Опускается на член до самого конца и тихонько стонет в мои губы.
Как и хотела приподнимаю ее за бедра и аккуратно насаживаю обратно.
Словно застывшие во времени, наслаждаемся моментом, становясь еще ближе.
– Ты моя жизнь… люблю тебя, Орхан… Больше своей жизни люблю…
Обезумевшая и ранимая, мягкая и честная, не переставая шепчет о любви, а я и слова вымолвить не могу. Будто ни одно не сравнится с тем чувством что внутри меня живет.
Впервые кончаю в нее аж до потемнения в глазах.
Утром Лала вскочила раньше всех. Обычно так и происходит, но в этот раз это было реально очень рано.
– Иди ко мне, еще рано.
Она ползет по кровати и ложится ко мне под одеяло.
– Извини что разбудила, я просто с пяти утра спать не могу.
– Клиника открывается в восемь, у нас два часа, – с закрытыми глазами, прижимая к себе любимую жену целую всюду, куда достаю.
– Знаю, вот и слоняюсь, не знаю, чем себя занять.
– Лала, – смеюсь в ответ на ее слова, понимая, что она уже не успокоится. – Приготовь мне завтрак, я сейчас приму душ и выйду к тебе.
– Спасибо, дорогой, я мигом.
– Эй, без резких движений, – придерживаю ее пылкую фигурку.
– Ты прав, что-то я обезумела.
Она уходит, а я, пролежав минуту, беру себя в руки и встаю.
Я не успокоился. Это просто невозможно. Даже если нам скажут, что все хорошо, я буду в таком состоянии, пока не родится ребенок.
Главное поддерживать ее, а с собой я справлюсь.
Пока я ел, видимо почувствовав, что мы уже не спим проснулся Икрам.
– Только не поднимай его на руки. зови меня сразу.
– Хорошо, – целует и ходит к сыну.
Поднимаюсь наверх в детскую застав их обоих в ванной за чисткой зубов.
– У нас лезет еще один зуб, – улыбается Лала, а малыш открывает рот и показывает десна, которые белые от пасты.
– Смоти, папа, – говорит на чистом русском.
Он у нас каким-то образом говорит на обоих.
– Деда пойдешь будить?
– Да, – кричит и ополоснув рот прыгает ко мне на руки.
Папа приехал к нам около полугода назад и согласился жить только в гостевом доме, а не в основном. Я и этому был рад, поэтому согласился.
– Пап. Доброе утро. Посидишь с ним?
– А вы куда? – усаживаю ребенка на диван.
– Расскажу потом. Пока что информации нет, чтобы делиться.
– Хорошо. Всевышний поможет, сын.
В клинику едем через все пробки, поэтому только к девяти попадаем на прием, который тоже длится очень долго.
Сначала это врач кардиолог. За ним гинеколог. УЗИ.
Нервы ни к черту, но я терпел, ведь моей Лале еще страшнее. Наконец-то мы проходим в кабинет, где сидят оба доктора и по беременности, и по
