Очищенное и обновленное, кресло станет великолепным. Сделанное из выдержанного мореного дуба, оно будет отлично смотреться в рекламе детского питания или на выставке «Дом и сад».
— По-моему, — заявила ее мать, увидев на пороге Розмари в обнимку со своим трофеем, — тебе следует сузить интересы до более транспортабельных предметов. Куда ты денешь это чудовище?
Розмари на секунду задумалась и решила:
— В кабинет к Алексу. Эта комната теперь свободна.
— Ну, Розмари… — неодобрительно покачала головой мать.
В тот же день после обеда две дамы отправились на детский праздник в садике у Криса. Он был одет в зеленый костюм духа весны и должен был прочесть вслух целых четыре строчки. Накануне вечером малыш всех извел от волнения и едва не ударился в слезы — Розмари еле удалось его успокоить. Зато сегодня, в зеленом костюмчике и коричневой кепочке, он держался на удивление уверенно, звонко выкрикивая каждое слово, словно ведущий спортивного шоу.
— Я — дух весны, — пищал он, — лечу над горами и долами… — Теперь пришла очередь Розмари удариться в слезы. Такой милашка!
— Ах, если бы только Алекс был здесь, — шепнула мать.
— Перестань, мама! — простонала Розмари.
— Мальчику нужен отец, — упрямо гнула свое Долли.
Это был заговор. Пропагандистская кампания. Буквально весь свет — за исключением пары адвокатов по разводам и Флер Чемберлен — хватал ее за руки и убеждал в необходимости воссоединения четы Маршаллов.
— Не будь дурой, — твердила Даун Хендрикс, — учись хотя бы на моем опыте!
— Я жила и в браке, и в одиночестве, — вторила ей горничная, — и поверьте, жить в браке все же лучше!
То же самое твердили и мамаши в детском саду, и соседи, и друзья. Даже Диана, которая, как ни крути, являлась поверенной всех секретов Флер, постоянно предостерегала Розмари против поспешных действий.
Куда ни ткнись, все учили ее жить. Но самым ретивым учителем оказалась, естественно, ее мать. Долли Бэйнтер виделась с Алексом каждое воскресенье, когда он навещал Криса. У Розмари, уходившей из дому на это время, возникло подозрение, что они обмениваются не только вежливыми приветствиями.
— Уверена, — заметила она после очередного визита Алекса, — что ты, моя драгоценная, плетешь заговор у меня за спиной.
— Послушай, Розмари, — сказала мать, — я всегда питала к нему слабость. Он мой любимый зять.
— Он — твой единственный зять, — сухо уточнила Розмари.
— И я была бы рада, чтобы так оно и оставалось. Ты сумела его наказать, дорогуша. Так пусть же прошлое остается в прошлом.
Розмари попыталась осадить Долли мрачным взглядом, но не тут-то было.
— А тебе не приходило в голову, — не унималась она, — что Алекс давно раскаялся?
— Додди Шварц видела его в три часа ночи танцующим в «Приват-Айз». Вряд ли это назовешь раскаянием.
Сегодня вечером, стоило матери завести знакомую пластинку, Розмари прилипла к экрану телевизора.
— Время на исходе, милая, — бубнила Долли. — Скоро состоится слушание дела. Что ты решила?
На экране разворачивались события прошедшего дня: интриганы с Уолл-стрит, «законники» из Вашингтона, городские власти. Белоснежные воротнички, грязные делишки…
— И я еще раз спрашиваю тебя: верно ли ты обошлась с Крисом? — продолжала Долли. Розмари нетерпеливо взмахнула, желая услышать прогноз погоды, и через некоторое время ответила:
— Берни повезло с погодой на день свадьбы. Тепло и солнечно.
— Розмари! Я задала тебе вопрос! Что ты решила!
— А что я должна решить?
— Как быть с Крисом? Что можно предпринять, чтобы вы с Алексом помирились? Я весь вечер твержу тебе, чтобы ты одумалась.
Розмари долгим взглядом посмотрела на мать, а потом сказала:
— Мы живем в свободной стране. Если тебе приспичило видеться с Алексом — дело твое.
— Ты у меня такая умница, — обняла дочку Долли.
— Да, — улыбнулась Розмари. Нажав кнопку, она заставила экран погаснуть. — Я поразительная умница.
Идиотка! Диана едва не стукнула сама себя. Надо же быть такой идиоткой! Вместо того, чтобы держать язык за зубами до тех пор, пока не состоится свидание с Лео и пока ситуация не прояснится, она проболталась, расхвасталась, что Лео явился за ней ухаживать. И после такого красочного вступления Флер с Берни обязательно потребуют от нее поэтапного описания их встречи: что он сказал, что она ответила, они целовались, они добрались до койки? — все в деталях.
А что, если свидание окажется не более чем обедом со старым приятелем? «Привет-Пока-Приятно было увидеться вновь». Что же она им расскажет?..
И все же Диана чувствовала, что в словах Флер о предопределении что-то было. «Суждено» — вот как она сказала, и Диана, которая всегда считала, что вера в судьбу — оправдание для пассивности неудачников и трусов, вынуждена была с этим согласиться. То, что Лео позвонил именно теперь, когда она порвала с Аврамом, вряд ли можно было объяснить простым совпадением.
Заработали некие невидимые силы.
Более того, она была уверена, что Лео — настороженный, чуткий к малейшим нюансам и возможным толкованиям любого поступка — никогда не решился бы позвонить ей, если бы не имел серьезных намерений. Диана не сомневалась, что их встреча и для него немаловажна, это сквозило в каждом звуке его голоса, в каждом осторожно подобранном слове.
— Я всегда считал тебя особенной личностью, — сказал он.
Диана и Лео. Вчера. Сегодня. Навсегда. Эта мечта манила ее все семь бесконечных лет. А теперь? Пугала собственная сдержанность: ей было любопытно повидаться с Лео, любопытно, но не жизненно важно. Она была рада, но не до конца. Заинтересована, но и встревожена.
Пожалуй, в этом виноват Аврам. Вспоминая сцену их расставания, она до сих пор не могла решить — кто из них с кем порвал. Одно очевидно — после того утра из ее жизни ушла какая-то краска, теплота. Даже радость от победы в Вашингтоне — ослепительная, неожиданная — оказалась меньше, чем она ожидала. К тому же «Харриган» не согласился с решением судьи и исполнение приговора отложили в долгий ящик.
— Мне кажется, я могла бы быть счастливее, — сказала она Байрону, — ведь мы выиграли.
— Депрессия после ночи любви, — философски заметил он.
Но она действительно должна была быть счастлива: победа, грядущее партнерство и особенно Лео. А вместо этого — страх, неуверенность. Ведь если и на сей раз ее мечты потерпят крах, она уже никогда не выйдет замуж. И впереди — одинокое будущее.
Одним из старейших партнеров в «Слайтер Блэйни» был Эдвард Стрингфеллоу, чья манера говорить и одеваться возвращала вас в прошлое. Тощий и хрупкий, как древний пергамент, он стал таким еще в юности, когда молодым холостяком поступил на работу в департамент страхования. По большей части он занимался составлением завещаний и управлением состояниями, живя жизнью своих клиентов и их детей, страдая вместе с ними из-за бесконечных разводов, скандалов и ссор, оглашая их последнюю волю и распоряжаясь наследством. Он трудился по двадцать часов в сутки, а после работы возвращался в неуютную квартирку где-то возле Грамерси-парк. Фрэнк Мерриан повторял:
