Дана сняла шубку и подошла к камину. Женщина протянула руку, и Дана отдала ей шубку, говоря:
— Я не знаю, как называть вас.
— Меня зовут Сара Крэйг.
— Я знаю, но… — Дана запнулась.
— Зовите меня Сара.
— Спасибо, что согласились встретиться со мной. — Дана нервничала. Женщина проницательно посмотрела на нее и жестом пригласила сесть в новое кресло у камина. Дана опустилась в кресло, скрестив руки на коленях. Она внимательно посмотрела на пожилую женщину, пытаясь найти сходство между ею и собой.
— Я чуть не отказалась, — равнодушно сказала Сара, — но мой муж сказал, что у вас есть право знать.
— Ваш муж? — Дана огляделась, будто ожидая, что в комнате окажется кто-то еще, но они были одни, не считая собаки, которая свернулась у камина и казалась спящей.
— Он и мальчики уехали в Лаконию. Они не вернутся допоздна. — Смысл ее слов был понятен: они не вернутся, пока не уедет Дана, так было решено. Дане стало не по себе, она разомкнула руки и протянула их к огню, подумав, что приехала зря. Это совсем не походило на встречу, которая представлялась ей в мечтах с тех пор, как она себя помнила, когда она найдет свою мать, а та обнимет ее, приласкает и будет любить.
— Возможно, мне не стоило приезжать. Для меня было большим потрясением узнать, что вы живы. — Она изучающе посмотрела на Сару, но та замкнулась в себе, а ее тусклые голубые глаза смотрели безучастно.
— Мы обговорили все с моим мужем. Это Этан сказал, что вам стоит приехать.
Сара села напротив Даны в кресло-качалку из вишневого дерева и начала ровно покачиваться. Дана представила, что вот так она и сидит долгими, темными новоанглийскими вечерами напротив мужа и вяжет, а он читает газету. В комнате было тихо, слышалось лишь потрескивание горящих поленьев.
— Адвокат в Бостоне сказал, что вы знаете о смерти Джосса.
— Да. Я читала об этом.
— Я никогда не знала, что он мой настоящий отец.
— Да? — Сара немного удивилась. — Он так и не сказал вам?
— Я не думаю, что он вообще кому-нибудь говорил об этом.
— Эта Кэтрин знала, — равнодушно проговорила пожилая женщина, наклоняясь вперед, чтобы помешать угли длинной черной кочергой.
— И вы никогда не встречали ее? Мою мать? То есть Кэтрин.
— Нет. Ваш отец уладил все через адвокатов. Вас забрали прямо из больницы в приют. Это все, что мне сказали.
— Но вы знали, что он удочерил меня? — Дана уставилась на мать, не понимая, как женщина может так равнодушно относиться к тому, что произошло с ее ребенком. Она вспомнила, как ей на грудь положили Уэллеса, когда он родился. Никогда и никому не отдала бы своего сыночка. Дана оцепенела, когда поняла, что женщина, ее мать, так уютно устроившаяся сейчас у камина, совершенно спокойно отдала свою маленькую дочь незнакомым людям, даже не задумавшись о том, что с ней будет дальше.
— Я видела фотографии Джосса в газетах, иногда вы тоже были на них. Я поняла, что вы — моя дочь. — Румянец появился на щеках Сары. Она повесила кочергу на гвоздь и встала, глядя на Дану. — Вы неплохо выглядите, наверное, о вас хорошо заботились. — Не ожидая ответа, она прошла в другой конец комнаты и вернулась с графином яблочного сидра и двумя стаканами на подносе, который поставила на столик рядом с Даной. Наполнила один стакан и молча подала дочери.
— Очень вкусно, — попробовав, вежливо заметила Дана.
— Мы делаем его сами. Пытались продать его в супермаркет, но они не заплатили, и теперь делаем ровно столько, чтобы хватило самим. — Сара снова села, держа стакан в руке, но не пила. Отблески пламени играли на ее спокойном лице, и Дана попрощалась с надеждой, что когда-нибудь сможет обрести взаимопонимание с этой молчаливой женщиной.
— Неужели вам совсем наплевать, что я, ваша дочь, здесь, после стольких лет! — взорвалась Дана. Ей казалось, что все внутри нее протестует против такого поворота событий, ей хотелось кричать, сделать что-нибудь, чтобы эта женщина наконец посмотрела на нее и признала, что на самом деле эта встреча ей небезразлична так же, как и Дане.
— Все это… — Сара сделала нетерпеливый жест, адресованный в прошлое, — было задолго до того, как мы с Этаном поженились. Мы прожили вместе больше двадцати лет, вырастили двоих сыновей. Мы фермеры и много работаем. Вы не имеете ничего общего с нашей жизнью.
— И вы ничего ко мне не чувствуете? — умоляюще спросила Дана.
Ей показалось, что она сейчас услышит самые важные слова в жизни. Не было времени, когда она не вспоминала бы о своей матери, придумывая, как она страдает оттого, что отдала дочь на воспитание другой женщине. Дана вспомнила свои детские мечты, в которых родная мать объясняла ей, почему бросила свою дочь. Но теперь, когда Дана вот-вот должна была услышать правду, она испугалась. Что, если ее настоящая мать выкинула из головы все мысли о своей маленькой дочери так же, как она выкинула ее из своей жизни? Дана вздрогнула, боясь ответа Сары.
— Я даже не знаю вас.
— И не хотите знать, правда? — спокойно спросила Дана. — Я для вас ничто.
— Это все случилось так давно. — Сара посмотрела на молодую женщину и вздохнула. — Мне было восемнадцать. В то лето родители отправили меня в Стокбридж, штат Массачусетс, чтобы я поработала горничной у богатых людей. Ваш отец остановился в том же доме, как гость. Он работал в то лето, играл в Стокбридже. К тому времени, когда я обнаружила, что беременна, он уже уехал.
— Стокбридж. А как звали ту семью?
— Эвансы.
— Дэйв Эванс? Он был другом моего отца.
— Семья мистера Эванса приезжала в эти края, когда он был молодым. Потом он женился, и ему понадобилась горничная на лето, он вспомнил об этой ферме и связался с моим отцом, спросил его, не знает ли он девушку, на которую можно было бы положиться. Отец послал меня. Он сказал, что платить мне будут неплохо, а опыт работы мне пригодится…
— Но вы и Джосс… как это произошло? — Дана подумала о своем элегантном, красивом отце и посмотрела на измученную заботами женщину в кресле, отодвинутом от огня почти в тень, и удивилась, как такие непохожие люди смогли сойтись.
— Я была молода, — резко сказала Сара. — Он вскружил мне голову. Я не могла думать ни о чем другом.
Дана подумала о Маршалле и почувствовала шок от знакомого ощущения. Она-то знала, как это быть унесенной порывом страсти и чем может обернуться ошибка, если принять страсть за любовь.
— Да. Я понимаю, — сказала она. Отблески пламени освещали их лица, они сидели друг напротив друга, как персонажи пьесы. Дана подождала продолжения рассказа, но пожилая женщина уже перестала качаться, и Дана поняла, что больше она ничего не услышит. Если ей хочется узнать больше, то придется задавать вопросы.
