Полинка тащила его куда-то, под ногами чувствовался плохо утрамбованный щебень, пахло речной свежестью и… петуниями?
— Стой! — наконец торжественно приказала она вложила в его ладонь что-то небольшое и прохладное. — Готов?
— Да что-то я уже прям начинаю бояться, — рассмеялся Руслан. — Карета точно не превратится в тыкву?
Полинка хихикнула и легонько шлёпнула его по спине:
— Да давай уже. Не томи!
Это он-то её томит, ага!
Открыл глаза. Прямо перед ним оказалась калитка ворот, над воротами фонарь. На столбах цветочки в подвесных горшках. Дверная ручка на калитке необычная, антикварная. Он лично покупал её на развале у какого-то деда, лично ставил незадолго до ареста…
Растерянно обернулся.
— Не понял?
Полинка только что на носочки не поднималась от нетерпения и часто кивала, предвосхищая дальнейшие вопросы. Глазищи горели.
— Полин, я не понял… Это… Что?
Она, высоко поджав плечи, развела руками:
— Дом, милый дом! Но правда, всё ещё чуть-чуть не достроенный. — Смешно сморщив носик, сложила пальцы щепотью. — Чу-у-уть-чуть…
В горле резко встал ком. Руслан сцепил зубы, прижав к губам стиснутый кулак. Продышался.
— То есть, ты хочешь сказать, что…
Разжал наконец кулак и увидел, что вложила в него Полина: ключ. Резко привлёк её к себе, обнял изо всех сил, пряча в её мягких хулиганских вихрах набежавшие слёзы.
Что-то ты какой-то сентиментальный стал, Подольский. Живой что ли, всё-таки?
— Поли-и-инка… Милая, за что ты мне, а? Я ведь не заслужил тебя, такую… — говорить было трудно. Непривычно. Не умел он красиво и длинно, но грудь всё равно распирало. И то, что он сейчас чувствовал, было целой Вселенной. — За что ты мне? Не понимаю…
— А может, не за что, а для чего? — шепнула она. — Лично мне так больше нравится.
Уперлись лбами, смотря друг другу в глаза.
— Хорошо, для чего?
— Ну, — она улыбнулась, смущённо, но в то же время чертовски соблазнительно, — я бы сыночка хотела. От тебя.
— Ч… Чего?!
— Или двух…
Руслан нервно рассмеялся, закинув руки, обалдело скребя в затылке, мотая головой. Пытаясь то ли проснуться, то ли протрезветь… И снова обнял её, заглядывая в глаза:
— Уверена?
Кивнула.
— Вот прям уверена-уверена?
Кивнула раз пять, если не больше.
— Ладно. Закрывай глаза.
— Зачем?
— Закрывай, закрывай! Сюрприз будет!
Она послушно сомкнула ресницы, замерла, заметно раздираемая любопытством… Но едва только её пальчика коснулось кольцо, то самое, которое Руслан взял, рискуя ошибиться и с размером и со своими амбициями, а в итоге, и там и там попал в десяточку, — распахнула глазищи и, пискнув, зажала рот рукой.
— Всё, отныне ничего больше не знаю! — рыкнул Руслан и победно подхватил её на руки. — Моя!
Срывали одежды, словно они жгли кожу… Одновременно замирали перед таинством самого первого раза… Сливаясь, проникая и принимая, смотрели друг другу в глаза… И хватали ртами воздух, хрипли от стонов и криков… А потом счастливо затихали в объятиях друг друга, вздрагивая от наслаждения и неги… Целовались засыпая, просыпаясь, расставаясь всего лишь на пару мгновений и тут же встречаясь вновь — всё время целовались… И полторы недели целыми днями ходили по дому полуголыми, отдавались друг другу неистово, где придётся. Наслаждались, утопали друг в друге. Растворялись и возрождались. Обретали друг в друге нечто большее, чем просто мужчину и женщину.
Любовь — это ведь и просто и не просто одновременно. Это друг для друга, отныне и навеки. И что бы там ни говорили, настоящая Любовь не лечится ни временем, ни разлукой. Она вообще не лечится, потому что она — не болезнь, но Жизнь. Берегите Любовь!
Конец
