— Ты уверен, что она здесь? — спрашиваю я, пока его люди расходятся по территории по одному лишь кивку.
— Да. — он подносит сигару к уголку губ, но не зажигает ее. — Он поэт, Бруно. Возможно, он не выбрал бы день ее рождения, как я думал, но он определенно привел бы ее в то место, где она предала его.
Я иду к лестнице, мой позвоночник скован напряжением, и каждый шаг отдается гулом в ушах.
Рука опускается мне на плечо, но Николо не останавливает меня. Он просто идет рядом со мной.
— Куда это ты собрался, богач? Позволь мне позаботиться об этом.
— Как будто, блядь, я тебе доверяю.
— О Бруно позаботятся. Я даю тебе слово.
— Я иду с тобой.
— Не вини меня, если тебя случайно подстрелят.
Он отпускает меня, просто пожав плечами, но идет рядом со мной. Или полубегом, потому что лестницу я преодолеваю в мгновение ока.
Но от увиденной сцены я едва не падаю обратно вниз. Гвен привязана к креслу и пытается откатиться от края, где находятся Аспен и Бруно.
Моя грудь взрывается от мириад поганых эмоций, которые начинаются и заканчиваются страхом.
Всеобъемлющим.
Такого я никогда не испытывал за всю свою чертову жизнь.
— Мама, нет!
Громкий крик Гвен сотрясает стены, и я даже не думаю об этом, когда бегу туда, где Аспен пытается спихнуть Бруно с края.
И мне это удается.
Мир замирает на секунду, когда они оба падают вниз, и я ныряю, хватаясь за все, до чего могу дотронуться.
За ее руку.
Мои пальцы впиваются в ее кожу, и я падаю на живот, чтобы схватить ее обеими руками.
Она чертовски тяжелая.
Я нахожу причину необычного веса, который точно не принадлежит Аспен, когда смотрю вниз и вижу Бруно, который держится за ее талию обеими руками и смотрит вверх с маниакальным выражением лица.
Аспен, однако, нет. Ее глаза закрыты, а из раны на боку ее головы течет кровь.
Черт, черт, черт.
Мои плечи едва не вырываются из гнезд, но я все равно пытаюсь поднять ее. Лучше было бы бросить камень в голову паразита и избавиться от него, но, если я отпущу Аспен, она наверняка последует за ним.
Выстрел пронзает воздух, и я замираю, думая, что с Гвен что-то случилось, но затем вес становится легче, так как Бруно отпускает Аспен. Между его пустыми глазами появляется дыра, когда он падает, и его голова разбивается о землю.
— Никто не наебывает меня и не выживает, чтобы говорить об этом, — бесстрастно произносит Николо из положения стоя, медленно пряча пистолет.
Затем он встает на колени, помогая мне подтянуть Аспен, но я уже держу ее наполовину на краю.
Как только она оказывается на твердой земле, я убеждаюсь, что она дышит, затем касаюсь ее щеки.
— Аспен, дорогая, открой глаза.
— Мама! — Гвен падает на колени рядом с нами, вероятно, ее развязал один из людей Николо. — Папа, с ней все будет в порядке?
Я прижимаю голову Аспен к своей груди.
— С ней все будет хорошо.
Она, блядь, должна быть в порядке.
***
Я вышагиваю по коридору больницы взад-вперед, как загнанный в клетку зверь.
Шарканье медсестер, суетящихся вокруг, в сочетании с прогорклым антисептическим запахом зажимают горло. Теперь я понимаю, почему Аспен ненавидит это место. Здесь пахнет смертью, кровью и самыми страшными кошмарами.
Нет.
Я не буду думать о смерти в таких ситуациях. Просто не буду.
Врачи были с Аспен, кажется, целую вечность, а медсестра, которая выходила раньше, ничего не сказала, даже когда я пригрозил подать на это место в суд и уволить ее.
— Папа…
Я останавливаюсь и смотрю на Гвен, которая сидит на стуле, раскачиваясь взад-вперед, как в детстве, когда она была расстроена. Ее верх порван у воротника, но ее плечи прикрыты моим пиджаком, который я накинул на нее раньше. Ее лицо испачкано, полосы сухих и свежих слез прочерчивают ее щеки.
— Что если… что, если она не выживет? Что если… она впадет в кому, как ты?
— Эй. — я сажусь рядом с ней, обхватываю ее рукой и принимаю свой успокаивающий родительский тон, хотя ее мысли отражают мои. — Она чертовски сильная и не позволит этому опустить ее.
— Но она не бессмертна. — она плачет у меня на груди. — И она, похоже, тоже решила умереть. Ее отец… заставил ее выбирать между тобой и мной, но она решила пожертвовать собой, папа. Она решила броситься с края вместо того, чтобы увидеть смерть любого из нас. Но что, если это мы потеряем ее? Я только что нашла ее…
Моя грудь содрогается от преследующей силы грусти Гвен, и я продолжаю гладить ее по плечу, пытаясь сохранить спокойствие. Пытаюсь обмануть свой мозг мыслью, что с Аспен все будет хорошо.
— Я тоже только что нашёл ее, и я не позволю ей так просто уйти. Она выберется из этого.
— Обещаешь?
Гвен смотрит на меня глазами, наполненными слезами.
— Обещаю, Ангел.
Дверь открывается, и мы оба вскакиваем на ноги, когда доктор выходит, снимая шапочку.
— Как моя мама? — спрашивает Гвен дрожащим голосом.
— Сейчас ее состояние стабильно, но мы не узнаем, пока она не придёт в себя, и мы не проведем дополнительные тесты.
Моя дочь, пошатываясь, прижимается ко мне, пока доктор рассказывает нам о травме головы, которая не критична, и о тестах, которые они будут проводить.
К тому времени, как он уходит, приезжает Нейт. Я позвонил ему, чтобы он отвез Гвен домой. Она испытала слишком много стресса для одного дня, и едва держится на ногах.
— Нейт. — она бросается в его объятия. — Мама ранена и не приходит в себя.
Он обхватывает ее рукой в качестве защиты и смотрит на меня поверх ее головы. Вероятно, он думает о том же, о чем и я.
С каких пор она называет Аспен мамой?
Сейчас, видимо, потому что только сегодня она обратилась к ней так.
— Отвези ее домой. Она устала, — говорю я ему, не понимая, как, черт возьми, я вообще могу говорить нормально.
— Я хочу остаться, — протестует она, глядя на меня.
— Поезжай, переоденься и отдохни, а потом возвращайся, Ангел. Ты же не хочешь, чтобы она увидела тебя похожей на выжившего из фильма ужасов?
— Нет, — ворчит она.
— С тобой все будет в порядке? — спрашивает Нейт.
Я издаю неопределенный звук и отмахиваюсь от него.
Через три минуты они уходят, а я тяжело дышу, опираясь рукой на стену. Мне просто нужно собраться с мыслями, когда она проснется.
А она, блядь, проснется.
— Проверка завершена. Никаких полицейских дел не запланировано.
Я отталкиваюсь от стены, чтобы найти источник голоса. Николо стоит в своей обычной невозмутимой позе, рука в кармане. Его костюм-тройка, который он надевал раньше, все еще отглажен и чист, на нем нет ни грязи, ни крови.
— Что ты здесь делаешь?
Я встаю во весь рост, лицом к нему.
— Решил сам сообщить хорошие новости. Тебе не придется иметь дело ни с телом Бруно, ни с кровью, ни с вопросами, которые может задать полиция. Что касается рыжеволосой, уверен, что она выживет.
— Да, выживет, а когда выживет, ты освободишь ее от своих грязных дел.
— У нас был уговор, Кинг. Моя защита за ее услуги.
— Небрежная защита, подвергшая ее чертовой опасности. Или ты освободишь ее, или можешь поцеловать мои миллиарды на прощание.
Он приподнимает бровь.
— Ты готов выложить за нее столько денег?
— Я готов отдать за нее все свое гребаное состояние, но вместо того, чтобы признать это, я говорю: ты ее освободишь.
— А ты сохранишь свои инвестиции.
— Да, но я больше не буду твоим исполняющим обязанности члена совета защиты. Найди кого-нибудь другого, кто будет убирать твои беспорядки.
— Договорились. — он поворачивается, чтобы уйти, помещает сигару между губами и зажигает ее, затем останавливается и снова смотрит мне в глаза. — Ты уверен, что она все еще не твоя женщина?
— Она моя, блядь, женщина.
Единственная женщина, которую я когда-либо хотел видеть своей.
