вздыхаю.
— Ну и ну. Какой хороший ночной поцелуй.
— Если ты думаешь, что я остановлюсь только на поцелуе, то тебя ждет большой сюрприз, миссис Кинг.
— Да? И что ты собираешься сделать?
— Целовать каждый дюйм твоего тела, а потом трахать тебя за все те разы, когда не мог этого сделать.
Я хочу спросить, почему раньше он не мог, если мы женаты уже больше двух лет, но он толкает меня к кровати и снова завладевает моим ртом, и я замираю.
Вопросы можно задать и завтра.
Сегодня я хочу прожить лучший день в моей жизни.
Илай
Где-то на задворках сознания я прекрасно понимаю, что не должен этого делать.
Я переворачиваю ее на живот, мои руки поглаживают и растирают все, к чему я могу прикоснуться.
Последнее, что нужно моей жене, — это мой член, упирающийся в ее задницу, требующий доступа внутрь или становящийся чертовски твердым от одной мысли о том, что я хочу обладать ею. Владеть ею. Выгравировать себя под ее кожей.
И все же, судя по всему, мне было наплевать на все возможные побочные эффекты моей неспособности держаться подальше.
Ароматы роз, цветов и удручающе знакомой сладости насыщают мой нос, пока я не наполняюсь ими. Ее запах, ощущение ее мягкой кожи под моей грубой, ее кремовая плоть в сравнении с моим загорелым цветом лица. Нежные, абсолютно хищные стоны, которые она издает, когда я расстегиваю ее молнию.
— Ты можешь перестать портить мои платья? — бормочет она в подушку, оставаясь совершенно неподвижной, пока я отталкиваю от себя богохульную вещь, удерживающую меня от нее.
— Я не способен быть нежным, когда дело касается тебя, миссис Кинг, — я наматываю ее волосы на кулак и опускаю губы к ее уху. — Но ты уже знала об этом, когда дразнила меня в течение всего вечера.
— Я… ничего такого не делала, — в ее голосе звучит запретное желание и мерцающая ясность. Она так чертовски красива, что я не могу смотреть ей в глаза, не чувствуя жжения в костях.
— Неужели? Мне показалось, что твоя рука и ноги не так уж случайно задевали мое бедро?
— Хм. Возможно. Это сработало?
— Ты хочешь, чтобы это сработало? — я опускаю руку к ее попке, поглаживая стринги, которые скользят между ягодицами, а затем шлепаю по манящей плоти, и она стонет, ее губы приоткрываются. — Судя по тому, какая ты мокрая и готовая, я бы сказал, что ты определенно хочешь. Разве ты не знаешь, что рекомендуется держаться подальше от мутной воды?
— Я никогда не умела следовать советам, — она слегка покачивается, ее дыхание становится все более поверхностным. — Я очень плоха в этом. Спроси моего психотерапевта. А может, и не спрашивай.
— Глупая, глупая чертова девчонка, — я снова шлепаю ее по заднице, и ее голова опускается вперед. — Ты не должна меня хотеть.
— Я могла бы сказать то же самое и о тебе. Но теперь мы здесь, так что сделай уже хоть что-нибудь. Мне немного больно, но я могу потерпеть.
— Ты можешь вытерпеть, когда мой член входит в тебя, да?
— М-м-м…
Я лижу раковину ее уха, что, как я обнаружил, ей нравится. Из нее вырывается дрожащий вздох, она хнычет, а ее плоть становится горячей.
И со мной покончено.
Чертовски покончено.
Я теряю свой чертов разум.
Стон вырывается из меня, когда я подкладываю подушку под ее живот, чтобы она устроилась в эротичной позе. Еще одним шлепком по заднице я приподнимаю резинку стрингов, а затем позволяю ей с шлепком ударить по ее плоти. Ее горловой стон эхом отдается в воздухе, а мой член твердеет и упирается в трусы, как будто ее губы обхватывают его.
Я быстро прогоняю этот невозможный образ, расстегивая ремень.
— Это будет быстро и грубо, красавица. Я не могу медлить или разводить нежности.
— Да, пожалуйста.
— Иисус гребаный Христос, — почему мне так нравится звук ее мольбы? Если бы она хоть раз сказала «пожалуйста» вне секса, я бы отдал ей все — включая мой чертов рассудок.
Я одним движением стягиваю с себя брюки и трусы. Мой налившийся член упирается в полувиднеющийся пресс, на головке блестит сперма.
Мои пальцы находят ее клитор, и я поглаживаю его методичными кругами. Она такая мокрая, что с моих пальцев капает ее возбуждение, и спальню наполняет непристойный звук.
Моя жена становится все более податливой, ее ноги раздвигаются все шире, а стоны становятся все громче.
— Назови меня красивой еще раз, — она приподнимается, вцепившись пальцами в матрас.
Когда я ничего не говорю, она поворачивает голову в сторону, вероятно, чтобы посмотреть на меня. Однако я обматываю ремень вокруг ее горла и держу его и ее волосы, когда опускаю ее лицом вниз.
Раздвинув ее ягодицы, я скольжу членом по ее мокрой дырочке, вверх и вниз, в мучительном ритме, от которого напрягается мой пресс.
Ее приглушенные стоны наполняют воздух, она пытается извиваться, чтобы пригласить меня внутрь своей блестящей киски, но я сопротивляюсь.
С трудом.
Моя хватка на ремне становится смертельной, пока я не убеждаюсь, что он не порвется под давлением.
Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем овладеть ею, как гребаное животное, и снова наблюдать, как ее кровь смешивается с моей спермой, но эта больная мысль лишь заставит меня потерять ее навсегда.
Поэтому я продолжаю растирать наши соки вместе, звук эхом разносится в воздухе, а запах ее сладкой киски вдыхается моими ноздрями.
— Илай… о боже… — бормочет она. — Пожалуйста…
Я чувствую, как дрожат ее бедра, когда она оседлала и насаживалась на мой член. На мгновение я замираю, наблюдая, как ее розовая киска скользит вверх и вниз по моей длине отрывистыми, отчаянными движениями, которые все еще выглядят утонченными и невинными.
Господи.
Я никогда не знал, что киска может выглядеть так чертовски эротично, так красиво, что мне захочется ее уничтожить.
И это чертова проблема, учитывая мои попытки собрать ее обратно.
Хотя в глубине души, очень глубоко в моей черной безумной душе, я действительно хочу сломать ее на гребаные кусочки.
Может быть, я сделаю это после того, как склею ее обратно, чтобы она никогда не смогла выбраться из моей орбиты.
Моей клетки.
Моего гребаного владения.
Я вхожу в нее на всю длину одним толчком. От резкого движения она замирает, а с ее губ срывается хныканье.
Ее киска сжимается вокруг моего члена в удушающей хватке. Я даю ей секунду, чтобы привыкнуть, мое
