— Если, не осилите всю бутылку, — пояснил он, — я бы мог разделить ее с вами. Выпьем по стаканчику, пока Кейт не проснулась.
— Разумеется, — пробормотала Холли, смущенная собственной грубостью. Нужно же быть такой невежливой! — Но я все равно не собираюсь рассказывать вам о… маленькой проблеме Кейт. Если она хочет исповедаться перед священником, это ее дело.
— Я здесь не как ее духовник, — заметил он, — а как родной дядя.
— Вы священник. И обязательно станете твердить, что она обязана сохранить… младенца от этого ублюдка, — упрямо буркнула Холли, разливая вино по стаканам. Втайне она ожидала, что отец Донован станет возражать. — Именно это и собираеетесь сделать, верно? — с горечью продолжала она, протягивая ему стакан и садясь напротив.
— Полагаю, Кейт приходила сегодня ко мне сообщить, что беременна. И значит, она уже знала, что именно я собираюсь ей сказать, а это, в свою очередь, заставляет меня задаться вопрос, что она хочет услышать? Удивительно другое: как она могла полюбить человека, которого вы считаете ублюдком?
Обчно она прекрасно разбиралась в людях. Холли пригубила вина и вздохнула:
— Только не на этот раз.
Отец Донован, в свою очередь, приложился к стакану.
—Должно быть, он все же обладал некоторыми привлекательными качествами, иначе она вряд ли поддалась бы на удочку.
— Он бессердечная свинья, — рассерженно объявила Холли, глотнув вина. — Но бессердечная свинья с невероятным обаянием и соответствующей внешностью.
— Ясно. Бедняжка Кейт. Она встречалась с этим молодым человеком четыре года. Насколько я понял, та бессердечная свинья, о которой мы говорим, — это не он?
— Нет. Но эта бессердечная свинья сегодня разорвала их помолвку и вышвырнула Кейт из своего офиса. С той бессердечной свиньей, которая ее обрюхатила, она познакомилась несколько недель назад на Ангилье. И не просите меня рассказать больше.
— Не попрошу.
Холли долго молчала, прежде чем поднять взгляд на человека с глазами Кейт.
— Поверить не могу! На что он пошел, лишь бы насолить Эвану… — измученно выдавила она.
— Эван — та бессердечная свинья, что бросил ее сегодня?
— Да. А Митчел Уайатт — тот, кто использовал ее и разбил сердце. Я пыталась вдолбить ей в голову, как следует обращаться с ним, когда им предстояло встретиться… а он… он мимоходом разбил ей сердце еще раз. И на этом конец.
— Но вы желали ей добра. Тут нет вашей вины.
Холли растерянно прикусила губу.
— О нет, отчасти тут есть и моя вина, иначе она вообще не связалась бы с ним. Эван повез ее на Ангилью и оставил в одиночестве, а я посоветовала ей завести интрижку, что она и сделала.
— А я уверен, что это был выбор Кейт, — возразил отец Донован.
— Вот уж нет! — рассерженно бросила Холли. — Она встретила Митчела Уайатта в ресторане и случайно плеснула ему на рубашку «Кровавой Мэри». Потом оказалось, он знал, что она подружка Эвана, но притворился, будто ему ничего не известно.
* * *
— Какая печальная история, — искренне вздохнул отец Донован час спустя, после того как Холли, не выдержав, выложила ему все до мельчайших подробностей, закончив рассказом столкновении Кейт с Уайаттом на благотворительном вечере в пользу детской больницы.
На столе между ними стояла уже вторая бутылка вина вместе с бумажной коробкой, из которой Холли время от времени вытягивала салфетку, чтобы промокнуть глаза.
— Так бы и придушила голыми руками! — яростно прошипела она.
— Я тоже! — объявил отец Донован.
Холли с искренним уважением уставилась на него:
— Правда?
— Это всего лишь оборот речи.
— Но что теперь делать? — спросила она, беспомощно протягивая ему руки. — Ей нужно управлять огромным рестораном, а рядом нет никого, кто бы о ней позаботился.
Отец Донован изумленно вскинул брови.
— У нее есть вы, Холли, — улыбнулся он. — Вы — человек храбрый, верный и сильный. И у нее есть я. Мы поможем ей пройти через это. А когда все будет сделано и сказано, у нее появится ребенок, которому она отдаст любовь и который отдаст свою любовь ей. А мы будем делить эту любовь с ней.
В дверях появилась сонная Кейт и, переведя взгляд с Холли на дядю, радостно улыбнулась:
— Привет, дядя Джейми.
Священник встал и, раскинув руки, нежно ответил:
— Здравствуй, Мэри Кейт!
Кейт бросилась в знакомые объятия.
В теплое июньское утро Кейт, находившаяся уже на четвером месяце беременности, спешила на работу. Оказавшись под декоративными темно-красными маркизами витрин «Донована», она вдруг поймала в стекле собственное отражение и с мрачным интересом принялась на ходу изучать свой разительно изменившийся силуэт. Голова опущена, плечи сгорблены словно ей приходилось прокладывать дорогу через спешившую на обед толпу. Волосы превратились в массу непокорных локонов, стянутых в хвост, потому что так меньше возни… и живот уже был заметен. Сын Митчела Уайатта объявлял о своем присутствии.
И словно всего этого было недостаточно — обнаружилось что стекло, очевидно, давненько не мыли.
Она открыла тяжелую, обитую медью дубовую дверь, поискала взглядом метрдотеля, оценила общую обстановку и встревоженно посмотрела на часы. Одиннадцать пятнадцать. Четверть часа до того, как ресторан открывался на ленч. К этому времени столы давно должны быть накрыты белоснежными скатертями, на которых возвышались сверкающий хрусталь, фарфоровые блюда с золотой буквой «Д» в центре и изящные медные лампы. Проходя по залу в комнату для отдыха, Кейт насчитала десять столиков, которые еще не были накрыты, и заметила, что цветной темно-красный ковер не позаботились пропылесосить.
Вестибюль был отделен от столовой резной перегородкой красного дерева с панелями-витражами. Он занимал весь правый угол здания. Прикрытые жалюзи окна, по переднему фасаду и боковой стороне, выходили на улицу. Днем жалюзи оставляли открытыми, чтобы посетители могли любоваться уличными сценами. Когда же темнело, жалюзи закрывали, и ресторан превращался в уютное убежище, где рядом с небольшой танцевальной площадкой играл джазовый квартет.
Остальные две стены были заняты баром, стойкой в форме буквы «L», точной копией старой стойки, с темно-зелеными мраморными столешницами, медными подставками для ног и деревянным резным балдахином над табуретами, обтянутыми темно-красной кожей.
Косоугольного зеркала на двух задних стенках было почти не видно за ярусами хрустальных бокачов и знаменитой кол лекцией спиртного, собранной со всего мира.
Прежний ирландский паб юности Кейт занимал примерно половину площади нынешнего вестибюля. Обычно при виде помещения ее охватывала ностальгия. Сейчас же она не испытывала ничего, кроме раздражения, особенно когда узрела Фрэнка О'Халлорана, бегавшего с одного конца стойки на другой и доставлявшего блюдца с орехами и вазы с фруктами.
