спокойно продолжил: — Мне плевать, кто меня заказал. Правда. Все равно! Но вы все… начинайте молиться, суки! Потому что если эта девочка не выживет, мне терять будет нечего! Я буду устранять каждого, кто хоть отдаленно имеет к этому отношения. А начну я с ваших близких. Например, с твоей жены.
— Стас, послушай меня…
— Нет, — отрезал Волков, качая головой. — Хватит. Вы мне, твари, обещали ее не трогать. Все наши прошлые договоренности отменяются. Я вас по одному отстреливать буду! Я все свое состояние положу, но вы, суки, заплатите. Разговор окончен, — он выкинул бычок сигареты и зашел обратно внутрь больницы.
— Бери Мишу, маму-джан, Нарине с детьми и вали из страны, — обратился к Карену, последовавшему за ним.
— Сурен, никуда я не поеду, — ответил друг, наигранно улыбаясь. — Анечка выживет. Я еще не видел более упертой женщины. Удалось же ей тебя окольцевать и сделать примерным семьянином. Встать с больничной койки для нее вообще не вопрос!
— Ты меня слышал?! — рявкнул Волков. — Подготовь все для вашего отъезда.
— А ты останешься один неуловимого мстителя из себя строить?! Я никуда не поеду. Выкарабкается она, брат! Слышишь! — Карен обхватил его лицо двумя руками и пытался вдолбить эту мысль ему в голову. — Выкарабкается! Надо просто верить…
Они сидели в комнате ожидания и давились паршивым кофе вот уже который час. Врачи бегали туда-сюда, но на все вопросы был один убийственный ответ “Ждите”. Армине звонила каждые тридцать минут, и на заднем фоне Стас слышал голос своего сына. Каждый раз Миша вырывал у мамы-джан трубку и начинал рассказывать про астероиды и планеты, хвалился, что прочитал какую-то знаменитую книгу по шахматам и обещал, что при следующей игре разгромит отца за считанные минуты. И краткие разговоры с сыном были единственным, что заставляло Волкова держаться и окончательно не сойти с ума.
Кирилл вышел ближе к вечеру. Его лицо было уставшим и сильно обеспокоенным. На секунду Стас предположил самое худшее.
— НЕТ!
— Станислав Георгиевич, ваша жена жива, — быстро заверил Кирилл. — Но есть другая плохая новость, которую я обязан сообщить. В ходе операции открылось сильное кровотечение. И она потеряла ребенка.
— Какого ребенка? — тупо спросил Стас, побледнев.
— Срок был очень маленьким. Смею предположить, что Анна Александровна сама не догадывалась о беременности. Ее организм сильно ослаблен. Сожалею, но это было неизбежно. Мы извлекли пулю, проделали колоссальную работу. Следующие двадцать четыре часа будут критические. Если она выдержит, то мы даем хорошие прогнозы. Поверьте, мы сделали все, что могли. Остальное зависит от нее самой и Господа Бога.
— Мне очень жаль, брат. Бра-а-а-т! — кричал ему вслед Карен. Но Волков его не слышал. Он уже ничего не слышал. Стас бросился наружу. Попытался сделать вдох, который давался с огромной болью. Он жадно ловил ртом воздух, тихие слезы катились из глаз, застилая видимость. Если бы не его поломанная психика и больная мнительность, у Ани был бы ребенок, о котором она так мечтала. Если бы жена его не спасла от чертовой пули, у его девочки могла бы быть спокойная радостная жизнь. Какого черта, она это сделала?! Кого спасла?! Его?! Жалкое подобие человека! Монстра! Чудовище! Зачем?! Что она там говорила, раненная у него на руках? Что любит его? Не заслужил он ее любви. Не заслужил… И настолько чудесного сына как Миша тоже не заслужил… Ничего из того, что дала ему эта девочка.
А вот потерю ребенка от любимой женщины, вполне можно зачислить как наказание за все его грехи прошлого. И он бы смирился, принял бы. Но ей такая адская боль за что? Аня ни в чем не виновата. Крамольная мысль пронзила его затуманенное от боли сознание. Если и есть Бог на свете, он наказывает не тебя самого, а тех, кого ты больше всего любишь. Все возвращается. Каждый твой подлый гнилой поступок вернется тебе в стократ. Рано или поздно, ты ответишь за все… Кажется, наступил час его расплаты…
И словно в подтверждение своих запоздалых догадок, Волков услышал звон колоколов. Ноги сами повели его в небольшую церквушку, расположенную на территории больницы. Он зашел в безлюдное помещение. В ноздри резко ударил острый запах ладана. Он растерянно оглядывался, непонимающе смотрел на яркие цветные иконы. А потом обессиленно рухнул на колени.
— Я никогда не просил помощи. Ничьей. Тем более Твоей. Я даже не знаю, есть ли ты, существуешь… И по-честному, мне глубоко плевать… Но ОНА в тебя верит. Искренне. Взаправду. Как делает все на свете. Поэтому, пожалуйста, пусть она будет жить! Это несправедливо! Не наказывай ее. Меня накажи! Я виноват! Не она… Забери у меня все. Деньги, статус, мою проклятую жизнь — все что угодно! Только пусть она выживет! Я прошу тебя… не забирай ее у меня!
Волков зарыдал. Навзрыд, взахлеб, скорчившись от жуткой боли, стоя на коленях перед иконой какого-то то святого, имени которого не знал. Он оплакивал своего не рождённого ребенка, себя, свое адское детство, просил прощения за каждый свой чудовищный поступок и отчаянно молил, чтобы Бог оставил в живых его жену. Он не заметил, как к нему подошла старая пожилая женщина, положила руку ему на плечо и тихо сказала:
— Бог слышит молитвы каждого, сынок. Он поможет. Он обязательно поможет…
В тот же вечер Стас принял крещение. Армине давно его уговаривала, но он всегда отмахивался, потому что до сего момента никогда не верил в Бога. А спустя сутки Волков готов был поклясться, что он существует. В себя Аня пока не приходила, но по заверениям врачей, критическая опасность миновала. Оставалось только ждать, когда измученная сложной операцией жена очнется.
Это были самые сложные два дня в его жизни. Он погибал от беспомощности, от невозможности ей помочь. Терпение никогда не было его сильной стороной, поэтому Волков решил сделать хоть что-нибудь. Да и Армине весь мозг ему съела, продолжая утверждать, что все проблемы в их браке, оттого, что они не венчаны. Поэтому Стас притащил крестившего его батюшку в палату к жене.
— Эта женщина больна и лежит без сознания! Я не могу провести церемонию венчания! — возмутился отец Василий его странной просьбе.
— Я обязуюсь до конца своих дней материально поддерживать вашу церковь, — пытался убедить его
