Случайное стечение обстоятельств — это судьба.
Еще немного мокну в ванне, потом решаю наконец выйти, пока совсем не раскисла. У меня там все болит, но ходить я вполне могу. Думаю, как это здорово, что ему хочется обо мне заботиться.
Надеваю серые шорты, которые купила в дороге, и черную маечку. Заправляю постель, наскоро привожу комнату в порядок, потом беру мобильник: все сообщения от Натали. От мамы по-прежнему ничего. В мобильнике у меня всегда включен вибровызов. Терпеть не могу, когда он трезвонит. Не важно, что именно, музыка это или другие звуки. Звенящий мобильник для меня все равно что ногтем по штукатурке. Подхожу к окну, раздвигаю шторы: улица залита солнцем. Прислоняюсь к подоконнику, гляжу сверху на Новый Орлеан. На всю жизнь запомнится мне этот вид.
Снова думаю об Эндрю и его отце. Решаю дать ему несколько дней, а потом попробую поговорить еще раз. Какое-то время он будет обижаться и ворчать, но я не хочу, чтобы он бессознательно прикрывался мной, как щитом. Когда-то ведь надо разрубить этот узел.
Прокручиваю в мобильнике музыку. Давненько я ничего отсюда не слушала и, как ни странно, не очень-то и соскучилась. Классический рок Эндрю теперь мне не про сто больше нравится, я его даже полюбила.
Ага, вот и «Сивил Уорз», песня «Barton Hollow» [16]. Останавливаюсь на нем: последние пару месяцев это моя любимая группа. Включаю динамик, и комнату заполняет музыка в стиле кантри-фолк, пусть меня порицает за это кто угодно, а мне нравится. Вообще-то, я не поклонница стиля кантри, но эта группа — исключение. Подпеваю Джону и Джой, размахиваю руками, кружусь по комнате, я ведь сейчас здесь одна, никто меня не видит, могу делать все, что хочу, и уже подпеваю во весь голос. Продолжая вытанцовывать, подхожу к окну. И когда начинается соло Джой, подпеваю ей. Я всегда так делаю, стараясь, чтобы мой голос звучал так же мягко и бархатисто, как у нее. Конечно, как у нее, у меня никогда не получится, но все равно, подпевать ей ужасно приятно.
Вдруг оглядываюсь и вижу, что возле раскрытой двери, прислонившись к стене, стоит Эндрю, смотрит на меня и, конечно, усмехается. Рот мой сам по себе захлопывается, и я застываю на месте.
Жар бросается в щеки, кажется, я сейчас сгорю от стыда.
Он проходит в комнату, осторожно ставит на столик для телевизора два пластиковых пакета.
— Да-а, для человека, у которого что-то там болит, ты неплохо крутишь бедрами.
Все еще красная как рак, делаю вид, что ничего такого не случилось, и, чтобы поскорей сменить тему, подхожу к пакетам.
— А тебе не стыдно подкрадываться и подглядывать?
— Я не подкрадывался, но удовольствие получил. У тебя очень приятный голос.
Краснею еще больше, отворачиваюсь, начинаю рыться в пакете.
— Спасибо, конечно, малыш, но мне кажется, ты судишь предвзято.
Оглядываюсь и долго гляжу на него, пусть как следует полюбуется моей ухмылкой.
— Нет, я серьезно. — (Ишь ты, лицо и вправду серьезное.) — Ты поешь не так плохо, как тебе кажется.
— Не так плохо? — Я поворачиваюсь к нему, зажав в руке большую бутылку детского масла. — Что ты хочешь этим сказать? По-твоему, я пою плохо, но не так чтобы очень? — насмешливо продолжаю я и протягиваю ему детское масло. — Я просила маленькую бутылочку.
— У них закончились маленькие.
— А-а-а… — Я снова усмехаюсь и ставлю бутылку на столик.
— Да нет, ты не поняла, я считаю, что ты поешь хорошо.
Слышу, как скрипит под ним кровать.
Гляжу на него, не оборачиваясь, через зеркало.
— Ну что ж, с шампунем и кондиционером ты не ошибся, — говорю я, доставая бутылочки и ставя их рядом с детским маслом. — А вот гель для душа… Тут осечка вышла.
— Что? — Он явно расстроен. — Ты же сама сказала: жидкое мыло не для рук. Прочитай, что там написано: гель для душа. — Словно в подтверждение своих слов, тычет пальцем туда, где стоит бутылочка.
— Да шучу я. — Его реакция меня умиляет. — Все отлично.
Вижу, что он успокоился.
— Слушай, ты должна выступить, — говорит Эндрю. — Хотя бы разок. Надо посмотреть, что из этого выйдет.
Мне не очень нравится сейчас выражение его лица. Ни капельки. Такое, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
— Ммм… Нет! — мотаю я головой, глядя на него в зеркало. — Этому не бывать. Это все равно что поедать жуков или полететь на Марс. — Снова лезу в пакет и достаю… Господи, только не это…
— Но почему? Это же потрясающий опыт, ты такого никогда не делала. Тебе самой понравится, вот увидишь. Будет что вспомнить.
— А это, черт возьми, что такое?
Держу в руке коробочку с вагизилом.
У него невероятно смущенный вид.
— А это? Ну-у… ты сама знаешь… — Он растерянно хлопает глазами. — Для ваших там, девичьих… органов.
Он беспокойно кивает в сторону моих «девичьих органов».
У меня челюсть отвисает от такой наглости.
— По-твоему, от меня пахнет? Ты хоть раз видел, чтобы я чесалась?
Изо всех сил держусь, чтобы не расхохотаться.
Эндрю смотрит на меня огромными от ужаса глазами:
— Что?.. Нет! Просто я подумал, что это поможет смягчить боль, вот и все.
Никогда не видела его таким смущенным и в то же время шокированным.
— Думаешь, мне было очень удобно стоять там перед этими полками и изучать этикетки? Я же мужчина все-таки, — отчаянно жестикулирует он. — Вижу, написано как раз для этого, ну, я и бросил в корзину…
Ставлю вагизил на столик, подхожу к нему:
— Понимаешь, эта штука мало помогает от боли после… «интенсивного трения», но мыслишь ты, в принципе, в правильном направлении.
Сажусь верхом к нему на колени, обнимаю ногами торс и целую в губы.
Эндрю прижимает меня к себе:
— Ну, значит, можно сделать вывод, что нам больше не нужно жить каждому в своем номере?
Я целую его еще раз:
— Пока тебя не было, я уже начала собирать вещи, а потом вспомнила, что вчера вечером со злости швырнула твой ключ на пол.
Руки его скользят по моей спине, добираются до ягодиц и подвигают меня ближе. Он целует меня в шею и встает, не отпуская меня.
— Пойду принесу, — говорит он и осторожно ставит меня на пол. — Думаю, мне хватит пары дней, чтобы выучить музыку и запомнить слова этой песни… А ты, кажется, помнишь ее наизусть.
Ох-хо-хо…
Гляжу на него, сощурив глаза:
— Зачем это тебе понадобилось ее учить?
Его ямочки снова становятся глубже.
— Если я правильно помню, ты сама отреклась от своей свободы, когда выиграла у меня на бильярде.
Ну просто демон-искуситель, иначе не скажешь, глядя на эту рожу.
Я качаю головой, сначала медленно, но по мере того, как ситуация доходит до меня во всей своей наготе, движения мои убыстряются.
