— Нет, случится. Ладно, пять минут. Краткая консультация. Во-первых, ты удачно выбрал цвет стен, места здесь много, краска подчеркивает это, а если повесить яркие занавески и… Что ты делаешь? — спросила она, когда Флинн принялся расстегивать ее блузку.
— Раздеваю тебя.
— Извини. — Мэлори шлепнула его по руке. — За консультацию в голом виде я беру дополнительную плату.
— Выставляй счет. — Флинн подхватил ее на руки.
— Значит, сие была хитрость? Коварный план, чтобы раздеть меня и потом делать все, что ты захочешь?
— Но все к тому шло, правда? — Флинн медленно опустил Мэлори на диван.
Мэлори засмеялась, почувствовав его зубы на подбородке, и попыталась выскользнуть из-под него, но Флинн шутливо прижал ее к дивану.
— Ты вкуснее мясного рулета.
— Если на другие комплименты ты не способен, значит, посуду мыть тебе.
— Твои угрозы меня не испугают. У меня есть посудомоечная машина.
— Есть, но в ней лежит пакет с собачьим кормом.
— А где же ему еще лежать? — Флинн прикусил ее ухо.
— Теперь он лежит в кладовке, где ему и положено находиться. — Мэлори слегка повернула голову, подставляя шею под его поцелуи. — Очевидно, ты не догадываешься, что существуют чрезвычайно практичные и даже красивые контейнеры, специально предназначенные для собачьей еды.
— Ты не шутишь? Похоже, мне предстоит серьезно потрудиться, чтобы выбить домашние заботы у тебя из головы. Люблю заняться делом после хорошей еды. Сначала снимем вот это.
Флинн распахнул ее блузку, и, когда пальцы коснулись розового кружева бюстгальтера, с его губ сорвался стон.
— О! Это мне нравится. Пока оставим.
— Знаешь, можно пойти наверх. Я пропылесосила под диванными подушками и узнала, что способен проглотить этот монстр. Мы можем стать следующими.
— Я не дам тебя в обиду.
Пальцы сменились губами, скользившими по кружеву и нежной коже.
Громадные диванные подушки прогнулись под весом их тел, словно принимая в свои объятия. Мэлори извивалась и вскрикивала, делая вид, что сопротивляется, и любовная игра возбудила обоих.
— Как ты относишься к бразильцам?
Озадаченный, он поднял голову.
— Что ты имеешь в виду? Людей или орехи?
Мэлори молча смотрела на него, довольная тем, что решилась произнести это вслух, довольная реакцией Флинна. Потом, сотрясаясь от смеха, обняла за шею и покрыла лицо поцелуями.
— Ничего. Неважно. Вот так. — Она стянула с него рубашку через голову. — Теперь мы в расчете.
Флинну нравилось гладить эту бархатистую кожу, а Мэлори наслаждалась прикосновениями его рук. Ласковыми или грубоватыми, жадными или терпеливыми.
Вечерний свет лился из окна и туманной пеленой окутывал ее тело; Мэлори закрыла глаза и отдалась во власть ощущений.
Трепет и боль, жар и холод. Каждое это чувство в отдельности наполняло сердце счастьем, а все вместе они сливались в какое-то удивительное ожидание, томление. Сильные пальцы скользнули по ее животу, и от них по телу волнами пробежала дрожь. Флинн спустил с ее бедер трусики.
Жаркий язык двинулся по телу Мэлори, доводя до исступления.
С губ вместе со стоном слетело его имя, а сама она напряглась, словно тетива лука. Выдыхая имя Флинна, она словно растворялась под его руками.
Флинн хотел — как в то ошеломляющее мгновение на кухне — дать ей все. Все, чего она жаждет, в чем нуждается — больше, чем она может представить.
Он никогда не знал любви, ничего не требующей взамен, не надеялся встретить ее. И не чувствовал себя ущемленным, потому что не догадывался о ее существовании.
Сейчас он обнимал женщину, которая дарила ему именно такую любовь.
Мэлори — его чудо, его магия. Его ключ.
Флинн прижимался губами к ее плечу, к горлу, несся на гребне новых для него ощущений.
Слова мелькали в его сознании, но ни одно из них не могло выразить чувства. Флинн нашел губами губы Мэлори, обхватил ладонями бедра, и они стали одно целое.
Расслабленная, сонная, Мэлори свернулась калачиком и прижалась к нему. Больше всего ей хотелось завернуться в этот удивительный чувственный туман, словно в кокон, и плыть в нем, слушая пение собственной души. Дела подождут — вечно, если потребуется. Столько, сколько она сможет вот так лежать, чувствуя, как рядом с ее сердцем бьется сердце Флинна.
Мэлори удивлялась, почему они не заснули, теплые, обнаженные, сплетясь телами под мягким и шелковистым одеялом любви.
Она с наслаждением вытянулась под рукой Флинна, когда он погладил ее по спине.
— Ммм. Давай останемся так на всю ночь, как парочка медведей в берлоге.
— Ты счастлива?
Мэлори приподняла голову и улыбнулась.
— Конечно, счастлива. — Она крепче прижалась к Флинну. — Так счастлива, что делаю вид, будто не помню о грязной посуде.
— В последние несколько дней ты была несчастна…
— Да. Пожалуй, да. — Мэлори поудобнее устроила голову у него на плече. — Было такое ощущение, что я заблудилась и не успеваю за быстрыми переменами вокруг. Потом я поняла, что, если не изменюсь сама или, по крайней мере, не откроюсь для перемен, все равно попаду в тупик, куда бы ни шла.
— Я хочу тебе кое-что рассказать. Если ты справишься с еще одной порцией перемен.
Голос у Флинна был серьезный, и Мэлори, насторожившись, приготовилась слушать.
— Говори.
— Это о Лили…
Флинн почувствовал, как она напряглась.
— Не самый подходящий момент рассказывать мне о другой женщине. Особенно о той, которую ты любил и на которой собирался жениться.
— Тогда я так думал. Мы встречались несколько месяцев, потом почти год жили вместе. Мы во многом совпадали. Профессия, социальное положение, секс…
Уютный кокон рассыпался в прах, и Мэлори почувствовала озноб.
— Флинн…
— Выслушай меня. Это была моя самая долгая связь с женщиной. Серьезные отношения и планы на будущее. Я думал, мы любили друг друга.
— Она причинила тебе боль, я знаю. Мне очень жаль, но…
— Подожди… — Флинн легонько постучал пальцем по ее макушке. — Лили меня не любила, а если и любила, то эта любовь была обставлена особыми условиями.
Он замолчал, тщательно подбирая слова.
— Не так-то просто взглянуть в зеркало и признать, что ты кое-чего не видел — того, что не позволяло человеку, которого ты добивался, любить тебя.
— Да, это непросто. — Мэлори старалась, чтобы ее голос звучал ровно.
— Потом ты наконец примиряешься с этим, понимаешь, что ошибался, что в предмете твоей страсти тоже чего-то недоставало, что в ваших отношениях был какой-то изъян, но пережитое все равно мешает тебе. Следующая попытка дается гораздо труднее.
