— Dа ne vaut pas rand chose…[4]
— Свиньи. И они называют себя правдивой прессой.
«Надо благодарить Господа за то, что они есть», — подумал Арман, гадая, почему этому юноше так нравятся немцы. Он вдохновенно работал на Армана и теперь являлся официальным связным между людьми Петена и немецкими оккупационными силами в Париже. В их обязанности входило описание коллекций произведений искусства, которые передавались немцам, выявление евреев и раскрытие всевозможных агентов движения Сопротивления Это была выматывающая работа, а Арман постарел лет на десять за время, прошедшее со дня отъезда Лианы. Однако эта должность была для него идеальной — она давала возможность заниматься фальсификацией фактов, перепрятывать шедевры, о которых он писал Лиане, переправлять людей на юг, подделывая и скрывая отчеты и документы Самым большим препятствием в его работе стал именно этот молодой помощник, вручивший ему бюллетень. Он был слишком увлечен работой, вот и сейчас, вместо того чтобы проводить Рождество дома с семьей или с любимой девушкой, он сидел в кабинете, его занимало только одно — как произвести на Армана хорошее впечатление.
— А вы не идете домой, Маршан? Уже поздно.
— Я пойду вместе с вами, мсье, — улыбнулся Маршан. Ему нравился Арман. С его точки зрения, он был настоящим патриотом Франции, не как остальные предатели, бежавшие в Северную Африку с де Голлем. Если бы он смог прочесть мысли Армана и понял бы, что тот его ненавидит, он был бы потрясен до глубины души. Но многие годы дипломатической работы сослужили Арману хорошую службу. Он неизменно выглядел обаятельным, спокойным, трудолюбивым, а иногда проявлял и истинный талант. Именно поэтому Петен так стремился заполучить его в свое правительство, поэтому же он нравился и немецкому высокому командованию, хотя оно не всегда полностью доверяло. Быть может, со временем, но пока нет. Правительство Петена еще слишком молодо, и в конце концов, все они французы. Однако несомненно — Арман был им чрезвычайно полезен.
— Возможно, я пробуду здесь еще несколько часов, Андре.
— Ну и что?
— Неужели вы не хотите встречать Рождество дома? — Они провели вместе целый день, и молодой человек уже довел Армана до белого каления.
— Работа гораздо важнее Рождества.
А что это была за работа? Проверка бесконечных списков с именами возможных евреев, в некоторых случаях полукровок, а то и людей с четвертью еврейской крови, которые предположительно скрывались на окраинах города. Армана тошнило от этой работы, но молодому человеку она нравилась. Арман же, где только мог, пропускал целые группы имен, бесшумно сжигая листы в камине.
Наконец, отчаявшись, Арман решил отправиться домой. Здесь бессмысленно оставаться, а закрывать глаза на тот факт, что дома у него царит пустота и тишина, больше он не мог. Он подбросил Андре Маршана к дому и поехал на площадь Пале-Бурбон, как всегда, думая о Лиане и детях.
— Спокойной ночи, девочки. — Лиана поцеловала обеих, когда те уже лежали в постелях в доме на Бродвее. — С Рождеством вас.
— Мама? — приподняла голову Мари-Анж, когда свет уже был погашен и Лиана стояла в дверях.
— Да?
— Давно не было писем от папы? — Лиана ощутила в голосе дочери ту же смесь тревоги и любви.
— Да, уже некоторое время.
— С ним все в порядке?
— Да. И он очень по вас скучает.
— Можно мне как-нибудь почитать его письма?
Лиана заколебалась, а потом кивнула. Многое из того, что было в них, она ни с кем не хотела делить, но дочь имеет право поддерживать связь с отцом. А у того было слишком мало времени, чтобы писать детям, все свои силы и мысли он берег для Лианы.
— Хорошо.
— Что он пишет?
— Что любит нас, рассказывает о войне, о том, что видит.
Мари-Анж кивнула, и в полосе света, льющегося из коридора, ее лицо стало казаться более спокойным.
— А здесь никто в школе не говорит, что он нацист.
— Он не нацист, — с надрывной болью промолвила Лиана.
— Я знаю, — ответила Мари-Анж и, помолчав, добавила: — Спокойной ночи, мама. С Рождеством.
Лиана снова вернулась в комнату и еще раз поцеловала дочь. Ей было уже почти одиннадцать, и она быстро взрослела.
— Я тебя очень люблю. — Лиана сглотнула слезы. — И папа тебя очень любит.
Лиана заметила, как повлажнели глаза Мари-Анж.
— Хорошо бы война скоро кончилась. Я так по нему скучаю. — Девочка начала всхлипывать. — И я ненавидела… их… когда они называли его нацистом…
— Тссс, милая, тихо.. мы ведь знаем правду, а все остальное неважно.
Мари-Анж кивнула, прижалась к матери и со вздохом откинулась на подушку.
— Как я хочу, чтобы папа вернулся домой.
— Он вернется. Нам остается только молиться, чтобы мы все поскорее оказались вместе. А теперь засыпай.
— Спокойной ночи, мама.
— Спокойной ночи, родная. — Лиана тихо прикрыла дверь и пошла к себе. В Сан-Франциско было восемь вечера, в Париже — уже пять утра.
Арман крепко спал в своей постели на площади Пале-Бурбон, и ему снились жена и дочери.
В декабре Рузвельт уехал на две недели отдыхать на Карибское море и вернулся оттуда с новой революционной идеей — программой ленд-лиза для Англии. Согласно этой программе Америка бралась обеспечивать Великобританию бесплатным военным снаряжением, а взамен получала разрешение на открытие военных баз от Ньюфаундленда до Южной Америки, к тому же таким образом Америка могла помогать Англии, сохраняя нейтралитет. В целом Америка к концу 1940 года изменила свою позицию. Наконец официально признали, что Гитлер представляет собой смертельную угрозу для Европы, а восхищение британцами достигло апогея. В глазах всех они были отважными, благородными людьми, сражавшимися за свою страну. И мольба Черчилля из Лондона: «Дайте нам средства, а мы доведем дело до конца…» — не осталась без ответа. Шестого января Рузвельт выступил перед конгрессом. Своей программой ленд-лиза он хотел предоставить англичанам «средства». Жаркие дебаты, последовавшие за этим выступлением, бушевали два месяца. Споры еще были в разгаре, когда восьмого февраля Хиллари Бернхам вернулась из Рино свободной женщиной.
Как и другие, она провела с Филиппом Маркхамом чуть больше шести недель в гостинице «Риверсайд» и, получив развод, выкинула свое золотое обручальное кольцо, подаренное ей Ником. Бриллиантовое кольцо, подаренное им тогда же, она не стала выбрасывать, намереваясь продать его в Нью-Йорке. Но прежде ей предстояло заняться другим. Она попыталась увидеться с Джонни после школы, но телохранитель не подпустил ее к нему. Тогда она ворвалась без предупреждения в офис Ника и силой заставила себя пропустить, несмотря на тщетные попытки секретарши выдворить ее. Она остановилась в дверях кабинета Ника в новом собольем манто и с новым бриллиантовым кольцом на пальце, что не ускользнуло от его внимания.
