– Извини, дорогая, но мы не можем. Нам рано вставать: утром надо быть у Сильвии, чтобы вместе со всеми открыть подарки.
Дженис удивилась:
– Я и не знала, что Кристофер придет сегодня вечером. Я думала, он будет только утром.
– Бедняга, ему выпало дежурство в канун Рождества, с трех до одиннадцати, так что я предложила ему заехать на устрицы и торт.
Пег сказала:
– Пожелай ему от нас счастливого Рождества. Мы, может, завтра и заскочим к вам, а если вдруг тебе захочется, приезжай днем к Сильвии.
– Все может быть, но ты же знаешь, как это обычно бывает. В Рождество все предпочитают слоняться по дому. Развлекаться со своими новыми игрушками.
Когда Оррин и Пег ушли, Ли объявила:
– Пора набивать чулки.
Они никогда не нарушали традиций. Каждый пошел в свою комнату, к заветным пакетикам с припасенными подарками, которые хранились в потаенных уголках в течение последних нескольких недель. Чулок, на котором в прошлом году было выведено имя Грег, теперь назывался Крис.
– Я надеюсь, никто из вас не против того, что в этом году я включила в нашу компанию Криса, – сказала Ли.
– Не-а. Крис – парень что надо, – сказал Джои.
– С чего это вдруг кто-то из нас должен быть против Криса? – сказал Ллойд.
– У меня есть кое-что особенное для чулка Криса, – сказала Дженис.
– Что? – спросил ее братец.
– Не твое дело. Для тебя у меня тоже кое-что припасено.
– Что?
Она быстро сунула в его чулок упакованный в бумагу сверток.
– Дай посмотреть!
– Убери свой нос!
Они устроили потасовку на полу гостиной, и Ллойд с улыбкой наблюдал, как резвятся внуки.
В одиннадцать пятнадцать, когда подъехал Кристофер, в доме никто не спал. На елке мигали лампочки, по телевизору шла трансляция рождественского концерта Джеймса Гелуэя, на ручках старого кресла, стоявшего в гостиной рядом с елкой, были развешаны рождественские чулки с подарками.
Кристофер вошел в дом, все еще в форме, с охапкой подарков. Семейство Рестонов окружило его, восклицая по поводу многочисленных свертков, помогая ему снять куртку, фуражку, поздравляя с Рождеством. Затем Дженис взяла его за руку и повела в гостиную.
– Иди, посмотри, что тут для тебя приготовлено.
Когда он увидел чулок со своим именем, в душе его разыгралась буря. Он замер, пытаясь совладать с закипавшими в глазах слезами, не в силах поверить своему счастью – как случилось, что эта семья приняла его как родного? Словно загипнотизированный, он медленно протянул руку…
И получил шлепок.
– Нет, еще рано! – пожурила его Дженис. – Ты должен дождаться утра, как и все остальные.
– Не много ли ты просишь, а? – поддразнил он ее в ответ.
Дженис теперь держала его руку с видом собственника.
– Нагнись и посмотри… там еще кое-что есть.
И действительно: под елкой лежали подарки, на которых было выведено его имя. Их было несколько!
– Мы с дедушкой и Джои подумали и решили, что тебе нужно остаться у нас ночевать, чтобы утром ты мог вместе с нами открывать подарки. Мам, хорошо? Ты не против, если Крис останется ночевать?
Кристофер попытался было возразить.
– Послушай, Дженис, мне кажется, не стоит…
– Мам, договорились? – не слушая его, вновь обратилась она к матери.
– Конечно.
– Дедушка ляжет спать в комнате Грега, – объяснила Дженис, – а ты можешь спать здесь, на диване.
– Дженис, в самом деле… Я ведь еще даже не переоделся и…
– У Джои найдутся какие-нибудь старые свитера, не так ли, Джо?
Похоже, за Кристофера уже все решили. Очень скоро он, освободившись от форменного галстука, портупеи и бронежилета, сидел в гостиной с устричным коктейлем в руках, в то время как все остальные расположились вокруг, расправляясь уже со вторым куском торта. Телевизор выключили, оставив зажженными лишь лампочки на елке. Кристофер разделался с устрицами и тортом и рассказал о Лоле Гилдресс, Фрэнке Тинкере, Эльде Мински и Инез Герни.
Но умолчал о том, что отвез родителям ветчину.
Он рассказал об этом только Ли, когда все разошлись по своим комнатам, а ему выдали зубную щетку, простыни, подушку и спортивный свитер Джои. Ли прошлась по коридору, выкрикивая: «Всем спокойной ночи!», попутно выключая везде свет и объявляя, стучась в двери: «Утром будим друг друга, о'кей?»
– О'кей, – отозвались все дружно из своих комнат.
Она вернулась на кухню, где остался включенным свет над плитой.
– Джои-и-и-и, – позвала она, – ты опять забыл выключить на кухне свет!
Проходя мимо гостиной, она позвала:
– Кристофер! Спокойной ночи. Смотри не засни с включенными лампочками.
Он попросил:
– Ли, зайди ко мне на минутку, а?
Она вошла в комнату: он лежал, вытянувшись на спине, заложив руки за голову, укрывшись старым стеганым одеялом, доставшимся ей от матери.
Она встала у изголовья дивана и тихо произнесла:
– Да?
Он протянул к ней руку. Она вложила в нее свою, и он потянул ее к себе. У края дивана она опустилась на колени.
Он обхватил ее лицо обеими руками, вглядываясь в него в полумраке. Он держал ее лицо очень бережно, чуть касаясь уголков рта большими пальцами, легким дыханием обвевая ее кожу.
– Я люблю тебя, Ли, – сказал он.
Она никак не ожидала этого. Чтобы так скоро, так прямо… Иногда она задумывалась над тем, что когда-нибудь, если вдруг они все-таки станут близки, он, возможно, и произнесет эти слова. Но признание, навеянное не чувственным порывом, а романтической аурой Рождества, оказалось проникновеннее самых громких и страстных речей. Она была настолько тронута, что и сама не смогла промолчать, и, коснувшись его лица, негромко произнесла:
– Я тоже люблю тебя, Кристофер.
Он не поцеловал ее, лишь вздохнул и склонил ее голову к себе на грудь так, что она лбом уперлась в его подбородок.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Мне очень нужно, чтобы ты меня выслушала. О'кей?
Прижавшись ухом к его груди, она могла расслышать, как тяжело он сглотнул слюну.
– Конечно, – ответила она.
Он немного помолчал, словно пытаясь обрести душевное равновесие, прежде чем погрузиться в бездну эмоций.
– Сегодня вечером я был у своих родителей. Я отвез Инез Герни в больницу, и мне стало безумно жаль ее, такую одинокую в канун Рождества. И на обратном пути я все думал о Мэйвис и Эде. Мне показалось, у них много общего со старушкой Инез. Черт возьми, ведь Рождество… и живут они совсем не далеко… а я их ни разу так и не навестил.
Он сделал паузу, предавшись воспоминаниям, потом вновь заговорил, словно нехотя возвращаясь к реальности.
