Он возвращается на линию, кипя от злости.
— Слушай, кретин. Мне не нравятся странные звонки, я не терплю придурков, и я чертовски уверен, что не позволю главе ирландской мафии нести всякую чушь про мою семью. Считай себя мертвым!
— Это так удручает, ведь я надеялся, что мы сможем встретиться лицом к лицу где-нибудь в ближайшие несколько дней. Я хочу оказать тебе уважение и лично попросить руки твоей дочери.
Снова тишина. Еще более странные звуки. И странное шипение.
Вряд ли я благотворно влияю на его здоровье.
— Не то, чтобы Джули нуждалась в разрешении, просто я старомоден. И, возможно, мы также сможем договориться, как будет происходит твое общение с внуками. Честно говоря, не похоже, чтобы Джули хотела иметь с тобой что-то общее, но, может быть, я мог бы убедить ее позволить мне время от времени присылать фотографии наших детей. Но я ничего не могу обещать, так что не заставляй меня это делать.
На линии раздается громкий стук, за которым следует хрип.
— Вторник в десять утра? Я буду один. — Я хихикаю. — Мне придется, учитывая, что я буду прыгать с парашютом на палубу твоей мегаяхты.
Я слышу слабое бульканье и воспринимаю это как подтверждение.
— Отлично. Тогда до встречи!
Просто чтобы вонзить нож немного глубже, я торжественно добавляю:
— Папа.
И довольный собой, я вешаю трубку. Думаю, что все прошло хорошо.
Затем, поборовшись некоторое время с совестью, я сажусь писать письмо.
ГЛАВА 32
Джули
Я пробуждаюсь ото сна, в котором несусь на единороге сквозь волнистые радужные облака, и вижу сложенное письмо на подушке рядом со мной.
В комнате я одна. Уже утро. За окнами пентхауса Бостон сверкает, словно драгоценный камень.
Сев, я свешиваю ноги с края матраса и осторожно опускаю ступни на пол. Я пробую перенести на них свой вес, опираясь рукой о кровать, и обнаруживаю, что могу справиться с болью.
Врач в больнице, вероятно, применил какую-то магию вуду, посчитав, что в ином случае Киллиан оторвет ему голову на месте.
Доковыляв до ванной, я пользуюсь туалетом и чищу зубы. Своей собственной фиолетовой зубной щеткой, которая неким волшебным образом появилась в стаканчике у раковины. Когда я случайно заглядываю в гигантский шкаф, то обнаруживаю, что вся моя одежда висит рядом с милями одинаковых черных костюмов от Armani и накрахмаленных белых рубашек.
Очевидно, пока я спала, Киллиан трудился не покладая рук. Судя по всему, я официально переехала. Можно было бы устроить ему взбучку из-за того, что моего мнения по этому поводу не спросили, но он бы понял, что я просто выпендриваюсь.
Но если у меня есть хоть какое-то право голоса, мы сделаем ремонт. У Бэтмена не было жены, а если бы была, пещера летучих мышей точно перестала бы быть такой удручающей. Этому месту как минимум нужны яркие подушки и ароматические свечи.
Я снимаю с вешалки одну из белых рубашек и набрасываю ее. Подол свисает до колен. Мне приходится несколько раз закатывать рукава, чтобы они доходили до моих запястий. Эта штука могла бы послужить мне платьем.
Затем я возвращаюсь к кровати, сажусь на край матраса и беру письмо. Я разворачиваю его и начинаю читать.
За двадцать минут я перечитала письмо с полдюжины раз. Я по-прежнему сижу на кровати, а по моим щекам текут слезы.
Именно в таком состоянии меня находит Киллиан.
Он останавливается в дверях спальни. Босиком, в выцветших джинсах и белой футболке. Темные волосы растрепаны. Глаза налиты кровью. Кажется, будто он не спал неделями.
Но несмотря ни на что этот мужчина все еще так великолепен, и у меня перехватывает дыхание.
Он сует руки в передние карманы джинсов и смотрит себе под ноги. Его голос низкий и нехарактерно неуверенный.
— Итак. Ты прочитала.
Шмыгая носом, я киваю. Это все, что я могу сделать.
Киллиан поднимает на меня взгляд, молча изучает выражение моего лица, затем снова опускает глаза и делает глубокий вдох.
— Прости. Я знаю, что это... слишком. Я не был уверен… Лиам предложил... — Он замолкает, бормоча проклятия себе под нос. — Если ты захочешь уйти, я пойму.
— Уйти? Ты что, шутишь?
Он вскидывает голову и смотрит на меня не мигая. В его глазах я замечаю либо надежду, либо ужас, учитывая слезливый всхлип, который только что сорвался с моих губ. Что звучало пугающе даже для меня.
Я пытаюсь немного успокоиться, но безуспешно. Грядет поток новых рыданий.
— Киллиан. Господи. Это письмо. — Я истерически размахиваю им в воздухе. — Это письмо вырвало мое сердце. Сожгло мою душу дотла. Разорвало меня на куски!
Его темные брови медленно сходятся на переносице. Выглядя смущенным, он ждет продолжения.
Я едва могу говорить, поэтому просто распахиваю объятия и продолжаю рыдать.
Киллиан в мгновение ока бросает ко мне, заключает меня в объятия и прижимает к матрасу, придавливая своим восхитительным телом. Затем зацеловывает мое мокрое лицо.
Я обнимаю Киллиана за широкие плечи и плачу в его шею.
Его смешок низкий и хриплый.
— Значит ли это, что ты не против быть девушкой шпиона?
— Да. А тебя устраивает, что ты влюблен в воровку?
Он поднимает голову и смотрит на меня теплым взглядом, обхватив мое лицо своими большими руками.
— Да, милая. Более чем устраивает. О таком я мог только мечтать.
Я вновь начинаю рыдать.
Он перекатывается на спину, увлекая меня за собой, и крепко прижимает к своему телу. Медленно скользя ладонью по моему позвоночнику, Киллиан успокаивает меня, пока я не затихаю, начав тяжело дышать, а не изображать банши.
— Я не могу в это поверить, — уткнувшись ему в плечо, шепчу я. — Все эти годы... ходил по краю... Как ты выжил?
— Таков я.
Я чувствую, как он пожимает плечами, и мне хочется стукнуть кулаком по его надменной груди. Вместо этого я начинаю слабо смеяться.
— Так-то лучше. — Он целует меня в макушку. — На минуту я подумал, что мне придется позвонить своему знакомому в психиатрическое отделение Бостонской больницы, чтобы тот привез смирительную рубашку.
— Хочешь пристыдить меня?
