Его грудная клетка поднимается от медленного глубокого вдоха.
— Нет. Кстати, еще...
Я поднимаю голову и в ужасе смотрю на него сверху вниз.
— Что еще? О боже. Чем еще ты хочешь меня огорошить?
— Я говорил с твоим отцом. — Он кривится от моего выражения лица. — Это еще не самое худшее.
— Что самое худшее? — растягивая слова, уточняю я.
— Я пообещал ему, что буду отправлять ему фотографии наших детей. Ну, знаешь… когда они у нас появятся…
Я моргаю, как сова, но не могу остановиться. Возможно, нам все-таки понадобится смирительная рубашка.
— Или я мог бы просто отправлять ему фотографии из журналов, — тараторит он. — Он не заметит разницы. — Киллиан замолкает. — Слушай, ты собираешься как-то реагировать?
— Я все еще обрабатываю часть про детей.
Он нежно убирает волосы с моего лица.
— Я бы хотел большую семью, — бормочет он. — Но если ты не хочешь детей, то ничего страшного. Тебя я хочу больше, чем детей. Я хочу тебя больше всего на свете.
Я чувствую, как новые всхлипы поднимаются к моему горлу. Мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы не выпустить рыдания наружу. Я опускаю голову ему на грудь и слушаю медленное, размеренное биение его прекрасного сердца.
— Я встречаюсь с ним во вторник в десять часов, — добавляет он.
Я крепко зажмуриваюсь, не зная, смеяться мне или снова начать плакать.
— Становится все интереснее и интереснее.
— Я говорю тебе это, потому что не хочу, чтобы между нами была какая-либо ложь, умалчивание и все в этом духе.
— Я считаю, один-два раза невинно обмануть позволительно. Например, если я спрошу, толстая ли у меня задница в новых джинсах, ты должен ответить: «Нет. Твоя задница всегда выглядит потрясающе». Даже если мои булочки напоминают зад слонихи.
— Твои булочки выглядели бы потрясающе, даже если бы были размером с зад слонихи.
— Ты говоришь это только потому, что боишься, что я выколю тебе глаза за встречу с моим отцом.
Когда Киллиан хихикает, я поднимаю голову и смотрю на него.
— В этом нет необходимости. К тому же, это опасно. Он попытается всадить тебе пулю в грудь в ту же секунду, как увидит тебя.
— Да. В этом нет никаких сомнений. Но на повестке дня у меня будет обсуждение еще нескольких вопросов, помимо просьбы твоей руки.
Когда я вскидываю брови, Киллиан поясняет
— Например, что ему не стоит пытаться расширяться в Бостоне, когда я уйду в отставку, иначе я предоставлю в ФБР достаточно доказательств его деятельности по контрабанде, рэкету и незаконному обороту наркотиков, что позволит отправить его в тюрьму пожизненно.
Я приподнимаюсь на ладонях, в шоке глядя на Киллиана сверху вниз.
Выражение моего лица он неправильно истолковывает.
— Знаю, знаю. Я сам в замешательстве. Твой отец действительно заслужил место за решеткой, но он член нашей семьи. Мне кажется, будет странным, если отправлю его туда я. Как нам потом объяснить детям, почему папочка сдал дедушку?
От всего этого разговора у меня голова идет кругом.
— Это меня не сильно волнует.
— А что тебя волнует?
— Уйдешь в отставку? — неспешно спрашиваю я.
— Из гангстерского бизнеса, — кивает он. — У меня больше не будет на это время, учитывая, что я беру на себя новые обязанности. Присматривать за тобой — это работа на полный день. — Киллиан сжимает меня в объятиях и улыбается. — У тебя есть склонность попадать в неприятности.
Я сдаюсь.
Когда я падаю на грудь Киллиана, он перекатывает меня на спину и глубоко целует. Его рука обхватывает мое горло, чтобы он мог почувствовать, как у меня сбивается пульс.
Когда мы выходим подышать воздухом, я шепчу:
— Ты невозможен.
— Если «невозможен» — это код для «удивителен», я согласен.
— Нет, это не код. Пожалуйста, поцелуй меня еще раз, прежде чем скажешь что-нибудь, что меня разозлит.
Он смеется.
— Чувствую, в будущем мы будем часто целоваться.
Я тихо посмеиваюсь в его губы.
— Остается только надеяться.
И мы вновь целуемся, на это раз поцелуй более глубокий. Когда я начинаю нетерпеливо извиваться под Киллианом, он понимает, чего я хочу.
— Ты ранена, любовь моя.
Любовь моя. Мне никогда, никогда не надоест слышать, как он меня так называет.
Но я не могу ему этого сказать — достаточно информации ему на сегодня.
Дергая его за подол футболки, я ворчу:
— Я не единственная, кто может оказаться с ранами. Если ты не разденешься через пять секунд, я сделаю что-нибудь радикальное.
Он делает вид, что шокирован.
— Ты? Радикальное? Да быть такого не может.
— Бросаешь мне вызов? Поторапливайся!
Он борется около двух секунд, затем сдается с ухмылкой. Встав на колени, Киллиан стягивает через голову футболку, отбрасывает ее и расстегивает ширинку на джинсах.
Разглядывая его великолепный торс в татуировках и пресс, я счастливо вздыхаю. Я уверена, что в моих глазах горят сердечки.
— Ох, милая. Ты такая чертовски красивая, — шепчет он.
— Ты говоришь это только потому, что я пялюсь на твое тело.
— Да. — Он снова хмыкает. — Честно говоря, я обожаю, когда ты так делаешь.
Глядя мне в глаза, Киллиан скользит ладонями вверх по моим бедрам, задирая белую рубашку, пока она не собирается вокруг моей талии. Когда я оказываюсь обнаженной под ним, он облизывает губы.
— Итак, маленькая воришка. Что будет первым? Мой язык или мой член?
Господи. Боже милостивый. Крис Хемсворт с явным голодом смотрит на мое тело.
— И то и другое. Но без акцента. Я хочу тебя, милый. Только тебя. Навсегда.
Темный и страстный взгляд Киллиана снова возвращается к моим глазам. Какими-то невероятными ниндзя-движениями он с молниеносной скоростью вылезает из джинсов и трусов.
— Что? — спрашивает он на мой смех.
— Тебе придется купить мне швейную машинку, чтобы я могла пришить обратно все оторванные пуговицы.
