class="p">Сидя в одиночестве за кухонным столом, я ковыряюсь в холодном филе миньон, которое приготовила ранее, изо всех сил стараясь не жалеть себя.
Это проигранная битва.
Когда звонит домашний телефон, это так пугает меня, что я роняю вилку. Она со стуком ударяется о тарелку. Мое сердце бьется быстрее, я вскакиваю, чтобы ответить, надеясь, что это Кейдж.
— Алло?
Предварительно записанный электронный голос говорит: «Здравствуйте, вам звонят из исправительного учреждения Грин-Хейвен. Чтобы принять звонок, нажмите два. Чтобы отклонить звонок, нажмите девять».
Мое сердце замерло в груди.
Кейдж арестован. Он в тюрьме.
Дрожащими руками я нажимаю на цифру два.
Электронный голос говорит: «Спасибо. Пожалуйста, подождите».
Я слышу серию щелчков, как будто сообщение передается по линии.
Затем:
— Привет, Натали.
Голос мужской, скрипучий, с сильным акцентом. Он говорит, как курильщик, выкуривающий две пачки в день. Это определенно не Кейдж.
— Кто это?
— Максим Могдонович.
Я буквально перестаю дышать. В состоянии шока я стою, застыв, уставившись на кухонные шкафы.
— Судя по твоему молчанию, ты знаешь, кто я?
Мои руки дрожат, а желудок скручивается в узел, я шепчу:
— Я знаю, кто вы.
Кейдж. О боже, Кейдж. Что с тобой случилось?
Потому что, должно быть, что-то случилось. Что-то ужасное. Глава русской мафии не стал бы звонить из тюрьмы, чтобы поздравить меня с днем рождения.
— Отлично. Ты, наверное, удивлена, почему я звоню.
Могдонович делает паузу, ожидая, что я что-то скажу, но мои легкие замерзли. Все во мне застыло в чистом, холодном ужасе. Кроме моего сердца, которое теперь бешено бьется, как крылья колибри.
Он продолжает спокойным, разговорным тоном.
— По правде говоря, dorogaya(дорогая), когда я впервые узнал о том, что происходит, я не мог поверить, что это реально. Мой собственный Казимир, который последние двадцать лет был мне как сын, никогда бы меня не ослушался. Он никогда бы мне не солгал. И он определенно не предаст меня. Особенно ради женщины. — Ослушаться? Предать? О чем, черт возьми, он говорит? — Но все эти необъяснимые поездки на Западное побережье вызвали у меня любопытство, поэтому я послал маленькую птичку, чтобы она все для меня разузнала. Когда я увидел твою фотографию, то в этих отлучках стало немного больше смысла. Такая красивая. Эти черные волосы.
Следы на снегу. В ту ночь, когда мне показалось, что кто-то стоит за окном моей кухни. Все это время мне казалось, что кто-то наблюдает за мной - это был он.
— Ты так похожа на свою мать. Кстати, как Наоми? Наслаждается жизнью на поле для гольфа? Лично я никогда не смог бы жить в Аризоне. Там так сухо. И все эти уродливые кактусы. Но я полагаю, что Скоттсдейл полезен для здоровья твоего отца.
Он знает все о моих родителях. Он им угрожает? О боже, о боже, о боже!
Я начинаю задыхаться. Меня сейчас стошнит. Стейк, который я съела, может всплыть в любую секунду, и я выблюю его на кухонный пол.
Крепко сжимая трубку, я говорю дрожащим голосом:
— Я не знаю, о чем вы говорите, но мои родители ни при чем. Пожалуйста…
— Конечно, знаешь. Они дали тебе жизнь. Ты, женщина, которая настроила Казимира против меня. Они соучастники. Они заплатят, как и ты.
— Я не настраивала его против вас! Я не понимаю, что вы имеете в виду! Пожалуйста, выслушайте меня…
— Это станет слабым утешением, dorogusha(дорогуша), но, возможно, тебе будет интересно узнать, что у Казимира никогда раньше не было серьезных отношений с женщиной. Они всегда были для него одноразовыми. Теми, кого он с легкостью забывал. До тебя. Надеюсь, ты того стоила.
Он хихикает. Это ужасный звук, как будто наждачная бумага скребет по дереву.
Надеюсь, этот нездоровый хрип в его легких – это признак развития рака.
Своим высоким и полным отчаяния голосом я требую:
— Где Кейдж? Что вы с ним сделали?
— Пока ничего. Но если я правильно рассчитал время, он скоро приедет и найдет тебя мертвой. В твой день рождения, не меньше. Как трагично. Жаль, что я не могу быть там, чтобы увидеть его реакцию, но Виктор расскажет мне.
На грани истерики я кричу:
— Кто такой Виктор?
— Это я.
Я оборачиваюсь и вижу мужчину, стоящего посреди моей кухни и улыбающегося мне.
Он высокий и широкоплечий, в черном костюме, черном шерстяном пальто и черных кожаных перчатках. Его волосы цвета оружейного металла коротко подстрижены. У него самые ясные голубые глаза, которые я когда-либо видела.
Пистолет, который он направляет на меня, огромен.
По телефону Максим говорит:
— Он очень хорош в том, чем занимается. Почти так же хорош, как Казимир. Если ты будешь сотрудничать с ним, тебе же будет лучше. Так будет быстрее. — Его голос становится приглушенным. — И поверь мне, когда я говорю тебе, что ты не захочешь, чтобы он делал все медленно.
Я бросаю трубку.
Приятно улыбаясь, Виктор указывает на один из кухонных стульев.
— Садись. Давай с тобой поболтаем.
Я никогда в жизни не была так напугана. Дело не только в пистолете, направленном на меня, или в телефонном звонке, который я только что получила, или в очевидном факте, что глава русской мафии нанес удары и по мне, и по Кейджу.
Это из-за улыбки на лице Виктора.
Эта теплая, нетерпеливая улыбка, как будто Виктор собирается заняться одним из своих любимых хобби.
Когда я застываю на месте, вцепившись в кухонную стойку и тяжело дыша, Виктор говорит:
— Сядь, Натали, или я трахну твой труп после того, как закончу с тобой, и отправлю видео твоим родителям.
Горячая и едкая желчь обжигает мне горло. Я делаю несколько вдохов, но чувствую, что мои легкие будто окунули в воду. Мне кажется, я тону.
Когда улыбка Виктора угасает, я нахожу в себе силы пошевелиться и бросаюсь к ближайшему ко мне стулу.
— Отлично. А теперь. Скажи мне, где деньги.
Обливаясь потом и дрожа, я шепчу:
— Деньги?
Виктор делает короткий разочарованный вздох через ноздри.
— Я занятой человек. У меня нет времени на игры. Поэтому я спрошу тебя еще раз, ты скажешь мне правду, и мы продолжим.
Его голос становится жестче.
— Где деньги?
Мой желудок сжимается. Струйка холодного пота стекает у меня между лопаток.
— Вы имеете в виду трастовый счет?
Выглядя заинтересованным, Виктор поднимает голову.
— Он открыл траст?
Облизнув губы, я киваю. Боковым зрением я вижу Моджо, стоящего неподвижно в гостиной,
