семьи. Даже моё имя мне больше не принадлежит. Так что и сестры быть не может. Можешь оставить её себе. Дарю.
Тея
Чувствую себя разбитой на осколки фарфоровой статуэткой. И эти осколки становятся всё мельче… мельче и мельче. Не знаю откуда берутся силы не рассыпаться окончательно, не превратиться в груду мусора и закончить на этом своё существование.
Вот кажется: мыслей в голове так много, что они в ней просто не умещаются. Миг, и мыслей не остаётся. Одна пустота, холодная и пугающая.
Что если ещё немного и я сама стану этой пустотой?.. Что если надежда, похожая на слабого обессиленного мотылька, который всё ещё машет крылышками из последних сил, уже обречена на исчезновение?
Разве выход есть? Где он? Я хочу его найти. Я хочу стать этим мотыльком, обрести силу и подарить Ари надежду, что ещё не всё потеряно. Хотя бы для него…
Я не видела его вот уже несколько часов. Думаю, прошло именно столько времени после того, как нас куда-то привезли. Не знаю куда. На моих глазах повязка, руки связаны за спиной, а правая щиколотка обмотана цепью, которая гремит и лязгает от любого движения.
Пытаюсь сбросить с лица повязку – тщетно.
Пытаюсь понять по ощущениям, где нахожусь… В помещении сыро и пахнет, как в одном из тех зданий в районе гетто, которые я любила посещать. Вокруг тихо. Не слышно ни голосов, ни возни. Лишь единожды я издала звук, и он тут же эхом отразился от стен. Никто не приходит. И никто не приводит Ари. Я не знаю где он. И не знаю, что с ним делают.
Это невыносимо!
Наконец раздались шаги. Несколько пар ног шумно двигались в моём направлении. Люди говорили. Я не могла разобрать слова, но чей-то глумливый смех был ясно слышен.
Выпрямилась и вжалась в стену сильнее.
– Давай! Живей! Сейчас бейсбол начнётся! – раздался мужской голос совсем близко.
– А ты помоги! Идиот… Цепляй его!
Вновь раздались шаги. Меня коснулись чьи-то руки и круто развернули на девяносто градусов.
– Эй, не дёргайся, крошка, – противный смех над моим ухом. – Я всего лишь хочу развязать твои руки. Вот так. Молодец. Теперь отдыхай.
Я не двигалась до тех пор, пока в помещении вновь не воцарилась мертвая тишина. Мои руки были свободны, но цепь по-прежнему плотно хватала за щиколотку.
– Тея? – раздался непривычно тихий, но до боли в сердце знакомый голос Ари, и следом я услышала его дыхание: глубокое и отрывистое, словно он вернулся с длительной пробежки и никак не может отдышаться.
Его голос резал без ножа.
Я схватилась за повязку, пытаясь поскорее сорвать с лица, как Ари заговорил вновь:
– Ты не видишь меня, Тея? На тебе повязка? Не снимай её.
Мои пальцы замерли на узле.
– Почему? – голос дрожал, будто у меня озноб и срывался на шёпот. – Я хочу тебя видеть.
– Нет! – ответил Ари и на этот раз прозвучал резко и категорично. – Не хочешь! И не станешь снимать повязку!
Не в этот раз, Ари. Твои уговоры бесполезны.
Так и не дав ответа, я рванула с глаз чёрную полоску ткани, и новый удар с троекратной силой пришёлся по сердцу.
Он стоял передо мной у противоположной стены на расстоянии метров семи-восьми. Руки были вытянуты над головой, запястья стягивали прочные канаты и крепились к одной из закругляющихся и уходящих к потолку стальных балок торчащих из стены, словно кто-то специально их туда вмонтировал, для подобных пыток.
Его подвесили. Тело натянуто, как струна, так что ступни с трудом доставали до пола. С Ари сняли рубашку, оставив в одних джинсах и ботинках, а глаза прикрывала такая же повязка, какая была на мне. И самое ужасное – его торс блестел от пота и… крови. На груди проступали глубокие порезы, словно его били плёткой. Один, два, три… три ровных толстых линии. С разбитого носа сочилась кровь и тяжёлыми каплями ударяла по полу. Голова была опущена, словно Ари держится из последних сил, но мышцы на руках и на животе продолжали сокращаться – он пытается разорвать канаты?
– За что? – дрожащим от ужаса голосом, прошептала я, пытаясь не допустить слёз, напором прорывающих оборону. В глазах плыло и щипало, во рту вдруг стало сухо и горько. Но я не могу поддаться желанию разрыдаться от безысходности – это не сделает Ари сильнее.
– Тея… Я же сказал…
– Почему они с тобой это сделали?!
Ари слабо покачал головой, и его перепачканная в собственной крови грудь поднялась от нового безутешного вздоха:
– Всё за тем же. Играют на твоих чувствах. Демонстрируют то, что готовы со мной сделать, в случае если ты откажешься сотрудничать. Я рычаг Тея. И я один в этом виноват.
Первая горячая слеза скатилась по щеке, и я лихорадочно утёрла её ладонью.
– Мне очень жаль, Ари, – произнесла, больше не уверенная в том, что должна его так называть. Ведь это имя моего брата. Мне жаль своих родителей и в тоже время я счастлива за них, ведь им не пришлось видеть то, в какое чудовище превратился их сын.
– Тея, здесь нет твоей вины.
– Я прошу у тебя прощения за Чарльза.
– Ты не должна этого делать, – голос Ари звучал сухо и надломлено. – Ты здесь ни при чём.
– Ари – мой брат. И я имею прямое отношение ко всему, что он делает!
– Не вешай на себя его грехи! – вдруг зарычал Ари, или Кристофер… я не знаю, как теперь называть их! – Не смей, поняла?! Твоему брату промыли мозги! И, к сожалению, ума у него в тысячи раз меньше чем у тебя, раз он по-прежнему верит ублюдку, который избавился от твоей семьи, а на родную сестру вообще наплевал! Это уже не твой брат, Тея. От него ничего не осталось. Теперь он дрессированный боец Нортона. Робот, убийца, марионетка, кто угодно… Так что даже не смей брать на себя ответственность за его поступки!
Я не отвечала. Смотрела в одну точку грязного бетонного пола и душилась слезами, готовыми брызнуть из глаз мощным напором.
– Расскажи, что видишь, – вдруг перевёл тему Ари, и я впервые огляделась. – Тея? Просто опиши то, что видишь.
Попыталась вложить в голос максимум твёрдости и заговорила:
– Я не знаю, где мы… Это… помещение похоже на большой подвал. Бетонная коробка без окон, только очень большая, я с трудом вижу дверь наружу, в той стороне практически темно. Здесь всего две лампы. Обычные лампочки на
