Все это так подействовало на нее, что Лиз постоянно плакала и ходила по дому как сомнамбула, ни на что не обращая внимания и почти не реагируя, когда к ней обращались. Дети тоже чувствовали себя подавленными, они не включали телевизор и никуда не выходили. Лиз не хватало силы воли, чтобы взять себя в руки и попытаться отвлечь их от тягостных воспоминаний. С тех пор как умер Джек, Рождество из праздника превратилось в тень кошмара. Оно весь год приближалось к ним и наконец набрасывалось, издевательски звеня колокольчиками Санты.
Тяжелее всего пришлось Лиз. Она мучилась воспоминаниями. Боль от потери Дика тоже не оставляла ее. Она была в таком состоянии, что мать, позвонившая им накануне Рождества, предложила немедленно приехать и даже пожить с ними ближайшую неделю. Но еще больше Хелен забеспокоилась, когда Лиз сказала, что решила закрыть фирму.
— Я знала, что тебе придется сделать это! — заявила она. — Ты что, растеряла всех клиентов?
— Нет, мама, наоборот — их стало слишком много. Я просто не справляюсь одна. К тому же мне надоело семейное право. Я больше не могу заниматься этой грязью. Уж лучше я стану детским адвокатом, чтобы представлять интересы детей.
— А кто будет тебе за это платить?
Услышав этот чисто практический вопрос, Лиз слабо улыбнулась — едва ли не впервые за прошедшие сутки.
— Суд, родители или правовые агентства, которые будут приглашать меня для ведения того или иного дела. Не беспокойся, мама, я знаю, что делаю.
Потом Хелен по очереди поговорила с каждым из внуков и, снова позвав Лиз к телефону, сказала, что они показались ей слишком подавленными. Это, впрочем, ее не удивляло — наступающее Рождество было тяжелым для всех.
Несколько часов спустя позвонила Виктория. Она удивила Лиз сообщением, что решила снова вернуться к работе адвоката, и заставила ее пообещать, что, несмотря на это, в будущем году они станут видеться чаще, чем раньше. Лиз понимала, чем вызвана эта просьба — Виктория беспокоилась о ней и детях, поэтому с готовностью согласилась, хотя и не представляла себе, как это будет возможно.
Больше ей никто не звонил. Ближе к вечеру Лиз сумела собраться и вывезти детей в кино. Им всем необходимо было отвлечься, и комедия, которую они смотрели, в конце концов рассмешила детей. Одна только Лиз не смеялась. Ей казалось, что в ее жизни не осталось ничего, кроме горечи потерь, и никого, кроме людей, которые уходили и оставляли ее одну.
Когда они вернулись домой, Лиз наполнила ванну горячей водой и некоторое время просто лежала, думая о том, как все-таки быстро пролетел этот год и как много всего произошло за это время. Вспомнила она и о Дике. Интересно, где он сейчас и что делает. Скорее всего Дик опять работает; он много раз говорил ей, что терпеть не может праздники и выходные, которые предназначены в основном для тех, у кого есть семья. Сам же он предпочел оставаться холостяком. И только утвердился в этом после того, как вкусил радостей семейной жизни у нее на Дне благодарения. Лиз не в чем было его винить. Конечно, она бы предпочла, чтобы Дик был посмелее и дал им еще один шанс, но он решил иначе, и это было его право. Дику нравилась жизнь, которую он вел до встречи с ней, и он не пожелал расстаться с тем, что у него было. В конце концов, подумала она, Дик был бесконечно внимателен к ней и добр к Питеру и Джеми, и она всегда будет благодарна ему за все, что он сделал.
В эту ночь Лиз легла спать одна. Джеми спал в своей комнате с тех пор, как в первую ночь после возвращения из больницы повернулся во сне и пребольно стукнул ее по плечу гипсом. У Лиз даже остался синяк, который она и предъявила в качестве решающего аргумента, когда убеждала Джеми, что для всех будет гораздо безопаснее, если он поспит у себя по крайней мере до тех пор, пока ему не снимут гипс.
— Как дела, мам? — спросил Питер, заглядывая к ней в комнату. Лиз ответила, что все в порядке. Она очень высоко ценила заботу и внимание, которые Питер проявлял к ней на протяжении всего дня. В эти дни они все старались держаться вместе и, словно пережившие кораблекрушение, делились друг с другом крохами душевного тепла, которые у них еще оставались.
«Да, — думала Лиз, — и это Рождество они тоже запомнят надолго». Оно, конечно, было не таким ужасным, как предыдущее, однако пережить его оказалось даже труднее. Больше всего Лиз хотелось заснуть и проснуться, когда рождественские каникулы будут уже позади. Но сон, как это часто случалось в последние дни, снова бежал от нее. Лежа в постели, она снова думала о Джеке, Дике и детях. Часы показывали начало шестого утра, когда она наконец задремала, но тут зазвонил оставленный ею на ночном столике сотовый телефон. Лиз, вздрогнув, очнулась.
— Кто это?! — спросила она все еще сонным, чуть хриплым голосом, но человек на другом конце линии молчал, очевидно, не узнав ее. Лиз готова была выключить телефон, когда он наконец заговорил. Это был Дик. Лиз в недоумении спросила себя: зачем он звонит? За окнами было еще темно, но Лиз знала, что Дик скорее всего еще на работе.
— Привет, это я… — произнес он с наигранным весельем. Лиз не сдержала вздоха. Она чувствовала себя вымотанной до предела и была не в состоянии поддерживать светский разговор. — Решил поздравить тебя с Рождеством…
— С Рождеством? Разве Рождество было не вчера? — слабо удивилась Лиз. Она что, оказалась в некой сумеречной зоне, и теперь вся ее жизнь будет состоять из одного бесконечного Рождества, в котором кто-то умирает, уходит, исчезает без следа, оставляя после себя только пустоту и боль?
— Да, похоже, ты права. Что-то я совсем заработался. Как там Джеми?
— Думаю, все в порядке. Во всяком случае, сейчас он спит. — Лиз потянулась и снова спросила себя, зачем он позвонил. Для шести утра он был что-то уж очень разговорчив.
— Спасибо, что успокоил его. Я бы так не смог-ла, — сказала она.
— Джеми — отличный парень, он мне ужасно нравится.
Последовала долгая пауза, и Лиз даже начала клевать носом. Но тут же заставила себя встряхнуться, боясь, что может что-то пропустить. К счастью, Дик не успел сказать ничего важного — он как будто о чем-то мучительно размышлял.
— Как прошло Рождество? — спросил он наконец. Впрочем, Дик представлял — как. Он думал о Лиз все эти дни, беспокоился, переживал за нее и детей и в конце концов не выдержал и позвонил. Во всяком случае, это была одна из наиболее очевидных ему самому причин, заставивших его взяться за телефон.
— Хуже, чем я ожидала, — честно призналась Лиз. — Похоже на операцию на сердце, но без наркоза.
— Сочувствую тебе, Лиз. Я знал, что так будет. Зато теперь по крайней мере все позади.
