обещал ей, что буду беречь ее. Обещал, что останусь с ней.
Я перестаю бороться, приветствуя темноту. Я иду, Мисти.
Вокруг меня раздаются гудки машин, кто-то направляет других, но я отпускаю веревку, за которую держусь, и падаю.
Свет проникает сквозь веки, а горло обжигает.
— Воды, — дышу я едва слышным шепотом. Все болит. Я открываю глаза, но застываю на месте. Руки слишком тяжелые, чтобы их поднять.
— Если ты еще хоть раз, блять, сделаешь это со мной, — кулак Матиаса впивается в мою рубашку.
Я моргаю, пытаясь осознать происходящее. Я не должен быть здесь. Где я должен быть?
Осознание настигает меня, принося ясность, и боль от того, что я живу без нее, оказывается сильнее пулевых ранений. — Засранец. Почему ты не дал мне умереть?
— Дать тебе сдохнуть? Позволить. Тебе. Сдохнуть!
Он отступает на шаг назад и проводит ладонями по лицу, а затем сгребает их в охапку, потянув за концы. — Как ты можешь спрашивать об этом?
— Я должен быть с ней. Отпусти меня.
Мой голос трещит на полуслове, в нем больше мольбы, чем утверждения.
Матиас смотрит мне в лицо, потом вздыхает. — Не думаю, что ей это понравится.
— Что? — Мои брови сходятся вместе, пытаясь осмыслить то, что он только что сказал.
— Тише, а то разбудишь ее.
В комнату заходит Себастьян, держа в руках два кофе.
Разбудить ее? Кого разбудить?
Я все еще расплываюсь от обезболивающего, которое мне вкололи, но в груди бурлит опасная надежда. Я заставляю себя повернуть голову, и ребра сжимаются в груди, а сердце ноет. Лаванда заполняет мое видение… Мисти. Она спит на кровати, прижавшись к моей. Ее маленькая рука тянется ко мне даже во сне.
Она жива. Она жива. Она жива.
Как такое возможно? Я видел, как она умирала.
Мои глаза горят, и слезы переполняют меня, когда я беру ее в руки. Она вся в синяках, а ее кожа имеет бледно-желтый оттенок, но она здесь.
Боль пронизывает мое плечо, но ничто не может помешать мне заправить прядки волос за ухо. Я никогда не думал, что смогу сделать это снова.
Ее веки приоткрываются, и ее потрясающий зеленый взгляд встречается с моим, а на губах появляется слабая улыбка. — С возвращением.
Мисти
Деймон смотрит на меня мягкими серыми глазами, когда я поднимаю взгляд от телефона. — Когда ты проснулся?
— Несколько минут назад. Который час? — спрашивает он, его голос звучит сонно. Это были тяжелые несколько дней, но сейчас, когда мы уже почти неделю находимся в больнице, мы в основном идем на поправку. Персонал больницы был недоволен тем, что мы оба находимся в одной палате, кровати прижаты друг к другу, но, учитывая, что Деймон пожертвовал достаточно денег, чтобы финансировать новое крыло, они об этом молчали.
— Десять.
Я переворачиваюсь на бок и смахиваю прядь волос с лица Деймона, обнаруживая на его щеке след от подушки. Я не могу не улыбнуться.
— Что?
Он поднимает мою поврежденную руку, обмотанную флуоресцентным зеленым гипсом, и целует костяшки пальцев.
— Я просто не могу забыть, какая ты очаровательный… — говорю я и смеюсь, когда он поднимает меня на руки, стараясь не причинить нам боли, и усаживает на кровать рядом с собой.
Он зарывается носом в мою шею, щетина царапает нежную кожу, и его голос журчит по мне. — Очаровательный, правда?
— Ты бы предпочел грубого? Злого? Страшного?
Он поднимает недовольную бровь.
— Как насчет великолепного, горячего, сексуального?
Он целует мою челюсть, а затем прижимается лбом к моему.
— Нам нужно выбраться из этой больницы, иначе я устрою медсестрам шоу, когда я трахну тебя прямо здесь.
Я смеюсь.
— Не знаю, осознаешь ли ты это, но у тебя сейчас заживает несколько огнестрельных ран.
Я провожу пальцами по марле, обернутой вокруг его плеча, где пуля пробила его насквозь. Ему повезло. Тактический жилет, в который он был одет, заблокировал выстрел, который должен был пробить его сердце, оставив шестидюймовый синяк на груди, но это ничего не сделало, чтобы остановить следующую пулю, которая впилась ему в бедро.
Выражение его лица становится серьезным. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше.
И это не ложь. Оказывается, место моего огнестрельного ранения не так уж и болезненно, как только зарубцевалась первая дырка. Что-то в том, что внутренние органы по-разному сигнализируют о боли. Или… они просто дали мне очень хорошее обезболивающее.
Я выдыхаю. — Все еще, наверное, слишком тяжело, чтобы заниматься сексом.
Кривая улыбка кривит его губы. — Тебе не нужно двигаться…
— Прекратите, вы двое. Я потратил все это время на то, чтобы сохранить вам жизнь, не для того, чтобы вы сейчас все испортили, — весело говорит Себастьян из дверного проема. Ксандер и Матиас следуют за ним. В те первые дни я не просыпалась ни разу, чтобы хотя бы один из братьев Эверетт не присутствовал рядом. Сердце щемило от мысли, что я не могу рассказать об этом друзьям, но я никак не могла объяснить все это Пайпер.
Матиас скрестил руки и испустил долгий вздох. — Ты нас до смерти напугала. Вы двое станете для меня настоящей смертью.
— Да ладно. Всего лишь царапина.
Я поднимаю запястье, мои пальцы окрашиваются в зеленый цвет, не уступающий моему гипсу, и все четверо мальчишек вздрагивают.
— Надо было убивать их медленнее, — единственный ответ Маттиаса.
Себастьян разводит руки в стороны, поднимая одну, затем другую. — У меня есть хорошие и плохие новости. Что ты хочешь получить первым?
Я стону, не уверенная, что смогу вынести плохие новости, и Деймон проводит пальцами по моей руке.
Медленный вдох, медленный выдох. — Давай сначала о плохом.
Себастьян морщится. — Семья Риччи скрылась, прежде чем мы смогли добраться до них. Похоже, Энтони предупредил их, что на их пути могут возникнуть проблемы.
— Черт, — говорит Деймон, и кажется, что он готов взорваться, когда Себастьян прерывает его.
В его глазах появляется блеск, когда он говорит: — Я рад сообщить, что никто не выбрался из этого склада живым.
— Что ж, это хорошо.
Я начинаю расслабляться, когда на меня накатывает новая тревога. — Мои родители могут какое-то время сидеть тихо, но потом начнутся проблемы.
— Я бы хотел посмотреть, как они будут стараться, маленькая нимфа.
Слова Деймона успокаивают какую-то часть меня. Безопасно. Даже после всего, что произошло, он заставляет меня чувствовать себя в безопасности.
Себастьян хлопает в ладоши. — Ладно, хватит об этом. Мы вытаскиваем тебя отсюда.
Мои глаза расширяются. — Не уверена, что выходить из дома —
