этой неделе она нашла документальный фильм, который, по ее мнению, мне понравится, поэтому, пока она готовила нам ужин, я посмотрел его.
Я провел здесь большую часть дня, потому что дом моей матери стал моим любимым укрытием. Другим был гараж. В эти дни я приходил первым и отпирал магазин и по-прежнему уходил последней каждый вечер. По субботам, когда мы были закрыты, я был один, поэтому включал музыку и погружался в любой проект, который у нас был.
Что угодно, лишь бы не думать о Нове.
Это никогда не срабатывало.
Она всегда была рядом, неизменная. Думать о ней было все равно, что моргать или дышать.
В основном я думал о вечерах, которые мы провели вместе у меня дома, прокручивая их в голове и разбираясь во лжи и правде. Иногда я думал о нас в постели, и обычно после этого мне требовался холодный душ. Потом были моменты, которые было труднее пережить заново. Огонь. Последний день, когда она пришла навестить меня, когда сказала, что любит меня. День, когда я последовал за ней в тюрьму.
Я был уверен, что найду ее там после того, как она расскажет своему отцу, что сожгла наш клуб. Но нет, она вышла из тюрьмы с разбитым сердцем. Она отказалась от Такера.
Она выбрала меня.
— Ты сегодня сам не свой, — сказала мама, стоя у стойки и наблюдая, как я загружаю посудомоечную машину.
— Что ты имеешь в виду? — Я точно знал, что она имела в виду.
Она бросила на меня понимающий взгляд.
— Позволь мне перефразировать. Ты сам на себя не похож после пожара в клубе.
— Да. — Я вздохнул.
Мама, как и весь остальной мир, думала, что это я устроил тот пожар. Подробности были в газете — Брайс, как и Люк, согласились с ложью и напечатали, что я устроил пожар случайно. В первое воскресенье, когда я появился здесь, чтобы помочь маме, она встретила меня в дверях с выражением явного разочарования на лице.
Последний раз я получал такой взгляд в старшей школе после того, как завалил тест по математике, который не должен был заваливать.
— Что случилось с той женщиной, с которой ты встречался? — спросила она.
— Ничего не вышло.
— Оу. — Мама ни разу не заговорила об этом. Она также не упомянула Теру.
— Она переезжает. — Слова вырвались прежде, чем я смог их удержать. Я уже два дня знал, что Нова переезжает, но никому не говорил.
Не то чтобы я говорил о Нове.
На выходных после того, как она приехала в город, и мы попрощались у моей входной двери, наша команда собралась у Дэша, чтобы поговорить о Воинах. Я сказал им, что Нова попросила Такера оставить нас в покое и что она верит, что он сдержит свое слово. Затем Лео рассказал мне о том, как Нова появилась в гараже.
Какие силы ей, должно быть, потребовались, чтобы пойти туда и встретиться с ними лицом к лицу. Возможно, если бы я знал, я бы повел себя по-другому, когда она появилась в доме.
Возможно, нет.
Как бы то ни было, та встреча была последним разом, когда я говорил о ней с кем-либо.
— Мне жаль, — сказала мама.
— Мы попрощались. — И это оставило пустоту в моей груди.
Мама придвинулась ближе, протягивая руку мимо меня, чтобы перекрыть воду. Затем она положила ее мне на предплечье.
— Ты сказал, что это было несерьезно. Я не понимаю, что изменилось.
Мама хотела знать все подробности. Как и мои чертовы друзья. Возможно, они и не упоминали Нову в разговоре, но за последние два месяца я получил изрядную долю сочувственных взглядов.
Окно у раковины выходило на заснеженный двор. Надвигалась ночь. Лампа возле задней двери отбрасывала мягкий свет на пространство, а на деревянных штакетниках забора, окружавшего мамин двор, были пучки снега.
— Я люблю ее, мама. Я никогда раньше не был влюблен в женщину.
Мама ничего не сказала. Она просто продолжала нежно касаться моей руки.
Я сказал Нове, что не могу ей доверять. Но я доверял. Даже после стольких месяцев лжи я видел причину. Если бы я был на ее месте, я, возможно, поступил бы так же, черт возьми. Она лгала ради своей семьи. Может быть, я был дураком, думая, что другие части были настоящими, но… Черт, они казались настоящими.
— Это сложно, — сказал я. — Есть вещи в ее прошлом, в моем… Я не знаю, сможем ли мы с этим справиться.
— Эмметт, если ты смотришь на свое будущее через плечо, ты повернулся не в ту сторону.
Что ж… Черт. Она была уверена, что не ошиблась.
— Это как-то связано с клубом? — спросила она.
— Да.
— Гребаный клуб.
Я оторвал взгляд от окна и посмотрел на свою милую, любящую маму, которая редко произносила слово «гребаный» или какие-либо его вариации, и которая никогда не отзывалась плохо о клубе. Даже после смерти папы она не говорила ничего плохого про «Тин Джипси».
— Я ненавижу этот клуб. — Ее ноздри раздулись. — Я ненавижу то, что он сделал с твоим отцом. С тобой. В тот день, когда ты сжег тот клуб, я плакала, я была так счастлива.
У меня отвисла челюсть.
— Мам, я… что?
— Я имею в виду… я не была рада увидеть твое имя в полицейском отчете в газете. Ты же знаешь, что лучше не напиваться и не играть с огнем.
Я покачал головой, задаваясь вопросом, не заснул ли за просмотром телевизора и не было ли все это сном.
— Как, по-твоему, я относилась к клубу?
— Я не знаю. — Долгие годы я думал, что она любила Цыган. Уважала братство. Она никогда не говорила папе, чтобы он покинул его. Она позволила ему развестись с ней, чтобы обезопасить себя. — Не так.
— Твой отец любил меня, но он изменял мне много лет.
— Нет.
— О, да.
Никогда. Папа не изменил бы маме. Черт возьми, даже после того, как они развелись, я не видел его с другой женщиной.
— Я вижу по твоему лицу, о чем ты думаешь. Он изменял, но не с женщиной. Его любовницей был клуб. И он любил его. Боже, как он любил его. Когда он сказал мне, что мы должны развестись, чтобы я была в безопасности, я знала, что у меня не будет ни единого шанса. Потому что он готов был разрушить наш брак, вместо того, чтобы покинуть этот клуб. И я любила его достаточно сильно, чтобы не просить уйти.
— Ты никогда не просила
