Но почему? Почему были убиты именно Маргарет Боуэрс и Бернардо Баптиста?
Он уложил детей спать, проверил виноградники Джамбелли и поехал к Макмилланам. Поскольку температура снижалась, они с Паоли включили дождевальные установки и обошли ряды, пока вода покрывала лозы, окутывая их тонким слоем льда, защищавшим растения от мороза. Прогноз сулил, что перед рассветом температура упадет до критической отметки — минус двух градусов по Цельсию.
Если это случится, лозы будут убиты так же неминуемо и безжалостно, как те люди.
И все же с природой можно было поспорить. Он понимал ее жестокость и сражался с ней. Но как здравомыслящему человеку понять хладнокровно задуманное убийство, кажущееся случайным?
Дэвид видел прозрачный туман, курившийся над лозами Макмилланов, крошечные капли, отражавшие холодный лунный свет. Он натянул перчатки, взял термос с кофе, выбрался из машины и ступил на покрытую льдом землю.
Тайлер сидел на перевернутом ящике и пил кофе из термоса.
— Я был уверен, что вы придете. — Он постучал ногой по другому ящику. — Присаживайтесь.
— Где ваш бригадир?
— Я только что отослал его домой. Что толку, если мы оба останемся без сна? — На самом деле ему хотелось побыть одному и разобраться в своих мыслях под негромкий шум дождевальных установок.
— Мы делаем все, что можем. — Тай пожал плечами и обвел взглядом ряды заиндевевших лоз, в свете прожекторов казавшиеся волшебной страной. — Система работает нормально.
Дэвид сел поудобнее и открыл термос. Как и Тай, он был в лыжной шапочке и толстом свитере, защищавшем и от мороза, и от сырости.
— У Джамбелли дежурит Паоли. После полуночи обещают усиление заморозков. Мы к этому готовы.
— Для конца марта это обычно. Куда хуже, когда заморозки ударяют в конце апреля или начале мая. Если захотите поспать, то у меня есть с собой одеяло.
— Спасибо. В последнее время мы все недосыпаем… Вы знали Баптисту?
— Лично я — нет. Дед знал. La Signora принимает это очень близко к сердцу. Хотя и не показывает виду. Особенно посторонним. Впрочем, и родне тоже. Но она потрясена. Как все женщины Джамбелли.
— Отравленный продукт…
— Не в этом дело. Там бизнес. А тут личное. Когда Баптиста умер, они все летали на похороны. Похоже, София считала его талисманом компании. Человеком, приносящим счастье. Говорила, что он тайком совал ей сладости. Бедный старик…
Дэвид ссутулился и зажал колпачок термоса между коленями.
— Я думал об этом. Пытался нащупать связь. Но, наверно, даром потратил время. Я администратор, а не детектив.
Тайлер задумчиво посмотрел на него поверх чашки.
— Судя по тому, что я видел, вы не так уж часто тратите время понапрасну. И для администратора неплохо соображаете.
Дэвид слегка улыбнулся и приветственным жестом поднял чашку. Поднимавшаяся над ней струйка пара смешивалась с туманом.
— В ваших устах это звучит как высшая похвала.
— Верно, черт побери.
— Спасибо… Насколько мне известно, Маргарет никогда не встречалась с Баптистой. Старик умер еще до того, как к Маргарет перешли заказчики Авано и она начала летать в Италию.
— Если они были случайными жертвами, это не имеет значения.
Дэвид покачал головой:
— А если не случайными? Тогда это становится очень важным.
— Угу. Я тоже думал об этом. — Таю захотелось размять ноги. Мужчины встали и прошли вдоль рядов.
И тут до Тайлера дошло, что его неприязнь к Дэвиду исчезла. Оно и к лучшему. На сдерживание этой неприязни уходило слишком много сил. Зачем тратить энергию и драгоценное время на вражду с человеком, который и так на твоей стороне?
— Они оба работали на Джамбелли, оба знали членов семьи… — Тай сделал паузу. — И оба знали Авано.
— Авано умер до того, как Маргарет открыла бутылку. Но мы не знаем, сколько времени она хранила эту бутылку. У него могло быть множество причин убрать Маргарет со своего пути.
— Авано был задницей, — равнодушно сказал Тайлер. — И выдающейся скотиной. Но не убийцей. У этого проныры и интригана не было ни капли смелости.
— Кто-нибудь любил его?
— Софи. — Тайлер вздрогнул. Похоже, он думал о ней каждые десять минут. — По крайней мере, пыталась. Впрочем, его действительно любили многие. И не только женщины.
Пожалуй, впервые Дэвид получал прямое и нелицеприятное свидетельство того, что собой представлял Энтони Авано.
— Почему?
— Он был… благообразный. Умел пускать пыль в глаза. Приторный. По мне, приторный до отвращения. — «Как мой собственный отец», — подумал Тайлер. — Но это дело вкуса. Некоторые люди бездумно скользят по жизни, сталкиваются с окружающими, но всегда выходят сухими из воды. Он был одним из таких.
— Но La Signora терпела его.
— Ради Пилар и Софии. Это одна сторона. Личная. А если говорить о бизнесе, то он умел угождать заказчикам.
— Да… Отчеты о его расходах подтверждают, что он не жалел для этого усилий. Но когда заказчиков Авано передали Маргарет, это лишило его возможности есть и пить за счет Джамбелли. Он должен был разозлиться. На компанию, на семью и на Маргарет.
— В таком случае он попытался бы трахнуть ее. Но убивать не стал бы.
Тайлер остановился и обвел глазами виноградник, осматривая ряд за рядом. Дыхание тут же превращалось в пар. Похолодало. Чутье фермера подсказывало ему, что сейчас около одного градуса мороза.
— Я не администратор, но думаю, что вся эта история уменьшает прибыли компании и подрывает ее авторитет. В конечном счете это одно и то же. Если бы кто-то захотел причинить семье неприятности, он не смог бы найти для этого более изобретательного и мерзкого способа.
— Отзыв продукции, паника розничных потребителей и потеря доверия крупных заказчиков будут стоить миллионы. Под угрозой оказываются все прибыли, в том числе и ваши.
— Да. — Тайлер начинал осознавать размеры угрозы. — Думаю, София достаточно сообразительна, чтобы предотвратить потерю доверия оптовиков.
— Одной сообразительности для этого мало. Тут нужно быть гением.
— Она и есть гений. Именно поэтому от нее столько беспокойства.
— Вы влюблены в нее, верно? — Дэвид помахал рукой, показывая, что ответа не требуется. — Прошу прощения. Это слишком личное.
— Вы спрашиваете это как администратор, как компаньон или как человек, который встречается с ее матерью?
— Как друг.
Тайлер немного подумал и кивнул:
— О'кей. Вы меня убедили. Думаю, я без памяти влюбился в нее, когда мне было двадцать лет. А Софи шестнадцать, — вспомнил он. — О боже… Она была похожа на удар молнии. Знала это. И отчаянно изводила меня.
Дэвид молчал. Тишину нарушало только шипение и потрескивание замерзающей воды.
