Илью передернуло:
— Тогда выйди! На пять минут!
— Зачем? — лениво проворковала Инга. — Там холодно! Поднимайся.
Илья схватил ее и прижал к себе уже в передней. Он плохо понимал, что делает, кроме одного: ему нужна она! Именно она одна, и никто больше!
— Уймись! — вяло отбивалась Инга. — Ты мне надоел! Я тебе все популярно разъясняла…
Она вывернулась из цепких рук и пошла в комнату. В соседней похрапывал пьяный великий поэт Охлынин. Илья ворвался в комнату вслед за Ингой и снова в нее вцепился.
— Отстань! — лениво отодвинула его плечом Инга. — И не ори. А то, неровен час, проснется твой папахен и начнется выяснение семейных отношений. Вряд ли ему понравится твое присутствие здесь…
Замяукал мобильник.
— Да-а! — ласково прочирикала Инга. — Ты где?
Илья смотрел на нее с ненавистью. Инга спокойно достала свой дневник встреч, который завела довольно давно, и меланхолично его просматривала.
— Хочешь встретиться? — ворковала она. — Жаль… Я бы не возражала… Не имею ничего против. Хорошо… Давай… А ты где?.. Годится… Через десять минут.
Она отключила сотовый и неожиданно резво вскочила на ноги:
— Привидение, выметайся по-быстрому! Ко мне сейчас придут!
— Как у тебя сразу глазки загорелись! — проворчал Илья с неприязнью. — Долгожданного гостя ждешь?
— Твое не дело! — нежно отозвалась Инга. — Одевайся живенько и гуд бай! Передавай низкий поклон Лидочке. И звони! Всегда рада тебя слышать! Но не больше того!
Илья поплелся в переднюю и, злобно саданув на весь подъезд дверью, пошел вниз. По дороге он в бешенстве погнул несколько лестничных перил, вымещая на них бессильный гнев. Сил на это у него, как ни странно, хватило.
У подъезда он внимательно осмотрелся. Никого не заметил, ждать больше не стал и поехал домой. Скоро закрывалось метро.
После его ухода Григорий вышел из машины и поднялся наверх. Лица Ильи он в темноте не рассмотрел. Инга в черном вечернем платье, удивительно подходившем к ее глазам и волосам, распахнула дверь мгновенно.
— Вот не ждала! — пропела она. — Проходи… — Провела его в комнату и усадила за стол. — С чем пожаловал?
Малышев чувствовал себя абсолютно беспомощным. Слабым и раздавленным. Таким он быть не привык. Его всегда отличала сильная воля, сопровождала во всех поступках и решениях. Он четко ставил перед собой цель и ее добивался. Впервые в жизни ему это не удавалось… И Григорий бесился.
— Выходи за меня… — пробурчал он.
Инга расхохоталась и хитро прищурилась:
— А как же верная Любочка?
— Давай обойдемся без лишних вопросов! Или тебе мешает Алексей?
— Мне никто не мешает, — она покачала ножкой. — Ты будешь смеяться, но я сама мешаю себе. У меня ничего не получится. Разве ты не понимаешь? Вот Леха это понял давно…
— Выходи, я сказал… — беспомощно повторил он. — Или…
— Или что? — она закинула голову назад. Специально, чтобы его подразнить.
Ореховые волосы почти касались пола… Он ни у кого не видел таких волос…
Это проклятое понимание… И нетрудно понять всех несогласных с людьми. Но нельзя понять тех, кто не согласен с самим собой… Григорий не смел ее осуждать. Сам грешен, да еще как! Но ему очень хотелось, чтобы она покаялась
— Или я убью тебя! — неожиданно для себя закончил он. — Чтобы ты никому не мешала. И самой себе в том числе!
— Убей! — легко согласилась Инга. — Я возражать не буду! А лучше давай сначала трахнемся, Малышев. Я давно тебя не видела. Что не заходил? Дал обет чистоты?
Она давно постигла на собственном опыте, что карьера вечной любовницы — не подарок. Кроме призвания, требуются опыт и сообразительность. Предусмотрительность разумно подсказывала ей — если решение вопроса тормозится, его надо немного подтолкнуть.
И она потянулась к гостю податливым, готовым на все телом. Григорий тотчас перестал владеть собой и себя контролировать. Он с маху, одним резким движением, разорвал на ней платье, под которым, конечно, ничего не было. Он это знал по практике общения с Ингой.
Он проклинал себя за нелогичность. Но разве в любви бывает логика?.. Он пытался бороться с собой. Но человек, пытающийся сохранить моральные принципы и удержаться от соблазна — всего-навсего слабый человек, которому не стоит играть с ярко полыхающим огнем.
— Ого! — изумленно протянула Инга. — А ты ведь даже не подозреваешь, Малышев, сколько оно стоило…
— Я оплачу… — хрипло буркнул Григорий и швырнул на стол пачку "зеленых". — Этого хватит?
И поднял ее на руки.
Он не мог без нее — и ненавидел себя за это, презирал, бичевал разными словами… Только что в них толку, в словах?.. Все равно нельзя прожить жизнь, не делая ошибок. Ошибаться — значит познавать себя и мир. Это необходимо. И все-таки Григорию не хотелось ошибаться…
Через час задремавшая Инга автоматически, в полусне, включила мобильник.
— Не включай… — пробормотал Григорий, уткнувшийся носом в ее живот. — Кто тебе может звонить ночью?..
— Ну, мало ли, — лениво отозвалась Инга. — Вдруг у кого среди ночи встанет…
И Малышев сорвался снова.
— Выключи, я сказал! — заорал он, рванул из ее руки сотовый и с размаху шарахнул его об стенку.
— Тоже оплатишь? — флегматично осведомилась Инга.
Малышев молча вскочил с дивана и вывернул карманы брюк до самого дна, вытряхнув из них последние деньги:
— Не хватит, добавлю! Шлюха! Как была ею, так и осталась! И чего мы, два идиота с Лехой, в тебе нашли!
Инга красиво потянулась:
— А во мне, Малышев, можно много чего найти! Даже искать особенно не придется. В глаза бросается! Сам знаешь…
Все-таки она не учла, что мужчины слабы и не выносят правды. Им надо давать ее осторожно, прямо в рот, крохотными дозами. Для этого не подойдет даже чайная ложка.
Григорий плюнул, в бешенстве изорвал на клочки дневник встреч и стал одеваться.
Когда за ним захлопнулась дверь, Инга расхохоталась. А потом притихла, встала и подошла к окну. Вот Григорий сел в машину, захлопнул дверцу, включил двигатель… Машина рванулась с места.
— Ты кого это провожаешь? — в дверях стоял сонный полупьяный Вадим. — И почему голая?
Он подозрительно осматривал комнату, следы погрома и развороченную постель.
— Не могла дождаться моего ухода?
— Выметайся! — внезапно сорвалась и заорала Инга. — Катись вон, потаскун паршивый! Вы все мне надоели, все опостылели, все! И ты с твоим мерзким сыночком! Я всех вас ненавижу! Я хочу жить по-другому! И буду! Возьму и выйду замуж! И пошлю вас всех далеко и подальше!
Она схватила со стола тяжелую хрустальную пепельницу и запустила в поэта. Метила прямо в голову. Но он, видимо, мгновенно протрезвел, увернулся и, схватив упавший "снаряд", бросился к Инге. Она не подумала об опасности, вообще не принимала всерьез этого стареющего ловеласа. Его удар пришелся ей по затылку, когда она с презрением отвернулась, собираясь одеться.
